Прошу прощение за такое большое кол-во постов, но не удержалась
Burton on Burton". Предисловие к книге о Тиме Бартоне, Сентябрь 1994 г. Зимой 1989 год я был в Ванкувере, Британская Колумбия, снимаясь в телевизионном сериале. Ситуация была очень непростой: связанный контрактом я работал на конвейере, что для меня было едва ли не фашизмом (копы в школе... О Господи!). Казалось, мне суждено было застрять где-то между сериалами вроде "CHIPS" и "Joanie Loves Chachi".
Выходов для меня было всего несколько:
1) пройти через это как можно лучше с минимальными потерями;
2) попасть под обстрел как можно быстрее с чуть большим количеством потерь;
3) выйти из игры и попасть под суд, лишив всех денег не только себя самого, но и своих детей, и детей своих детей (которые, как мне представлялось, станут причиной серьезных раздражений и возможного лишая до конца моих дней в этом мире и далее для нескольких новых поколений Деппов). Как я сказал, это действительно было дилеммой.
Третий пункт даже не рассматривался - большое спасибо за совет моему адвокату. Что касается второго - ну что же, я попытался, но они и не подумали клюнуть. В конце концов, я остановился на первом: прорваться, приложив все силы.
Минимальные потери вскоре переросли в саморазрушение. Я плохо себя чувствовал из-за самого себя или из-за этого мной же спровоцированного и вышедшего из-под контроля тюремного срока, который бывший агент прописал мне в качестве хорошего лекарства от безработицы. Я застрял на месте, заполняя собой пространство между рекламой, бессвязно бормоча кем-то написанные слова, которые я не мог заставить себя прочитать (до такой степени не имея представления о том, какой яд могут содержать сценарии). Ошарашенный, потерянный, я сдавил глотку Америке, играя молодого республиканца. Мальчик с экрана, покоритель сердец, кумир молодежи, герой для тинейджеров.
Заштукатуренный, разрекламированный, поставленный в позу, запатентованный, намалеванный, сделанный из пластика!!! Прилепленный на коробку хлопьев с колечками, выжимая 200 миль в час на дороге с односторонним движением, связываемый с термосом и древней обеденной коробкой. Мальчик-новинка, привилегированный мальчик. Задолбанный и общипанный, без спасения из этого кошмара.
А потом однажды новый агент прислала мне сценарий - находку. Это была история о парне с ножницами вместо рук - невинном изгнаннике из предместья. Я сразу же прочитал сценарий и заплакал, как новорожденный. Шокированный тем, что кто-то оказался достаточно гениальным, чтобы задумать это, а затем, а затем на самом деле написать эту историю, я перечитал. Она настолько затронула и взволновала меня, что мощные волны образов захлестнули мои мысли - собаки, которые были у меня в детстве, то, как я чувствовал себя причудливым и глупым, когда рос, неограниченная условиями любовь, которую способны испытать лишь дети и собаки, поскольку только они достаточно развиты для этого. Я почувствовал себя настолько связанным с этой историей, что стал просто одержим. Я читал все подряд рассказы для детей, сказки, книгу по детской психологии, анатомию Грея, все что угодно, все. А потом снова пришла реальность. Я был мальчиком с экрана. Ни один режиссер, пребывающий в своем уме, не наймет меня, чтобы сыграть эту роль. Как я мог убедить режиссера, что я был этим Эдвардом, что я знал его вдоль и поперек? Мне казалось, что это было невозможно.
Мне назначили встречу, я должен был увидеть Тима Бертона. Я подготовился, посмотрев другие его фильмы - "Битлджус", "Бэтмена", "Большое приключение Пи Ви". Ошеломленный очевидным волшебным дарованием, которым обладал этот парень, я еще больше укрепился во мнении, что он никогда не увидит меня в этой роли. Мне было неудобно считать себя Эдвардом. После ряда разборок мой агент (спасибо тебе, Трейси) уговорила меня пойти на встречу.
Я прилетел в Лос-Анджелес и направился прямиком в кофейню отеля "Бел Эйдж", где я должен был встретится с Тимом и его продюсером, Денисом Ди Нови. Я вошел как всегда с сигаретой, нервно оглядываясь в поисках потенциального гения в этой комнате (я никогда его не видел) и БУМ! Я обнаружил его сидящим в уголке, рядом с растениями в горшках, пьющим чашку кофе. Мы поздоровались, я сел, и мы начали говорить, как… Я объясню позже.
Бледный, болезненный человек с грустными глазами и прической, которую сотворило что-то явно более серьезное, чем битва подушками прошлой ночью. Расческа, будь у нее ноги, убежала бы быстрее Джесси Оуэнса, едва взглянув на космы этого парня. Клок на восток, четыре ветки на запад, завитушка, а остальные - в беспорядке разбросаны между севером и югом. Я помню, первое, что я подумал, было: "Поспи немного," - но конечно, я не мог сказать этого вслух. А затем меня словно ударило кувалдой весом в две тонны, посредине лба. Руки - то, как он практически не контролировал их движение в воздухе, нервно постукивал по столу, - высокопарная речь (наша общая особенность), широко распахнутые и глядящие из ниоткуда глаза - любопытные, глаза, которые видели многое, но продолжают пожирают все подряд. Этот чрезмерно чувствительный человек и есть Эдвард Руки-Ножницы. После того, как мы разделили с ним четыре-пять чашек кофе, спотыкаясь на незаконченных предложениях друг друга, но все-таки так или иначе понимая, о чем говорим, мы закончили встречу рукопожатием и заверениями в том, что нам было приятно познакомиться. Я вышел из кофейни, переполненный кофеином, бессознательно пережевывая кофейную ложку, как дикая, бешеная собака. Формально теперь я чувствовал себя еще хуже из-за той подлинной связи, что я ощущал в течение беседы. Мы оба понимали неправильную красоту сливочника с коровьим молоком, обаяние горящих глаз со смоляным виноградом, запутанность и неотшлифованную силу, которую можно почувствовать в бархатных картинах Элвиса - мы не придавали значения новинкам и испытывали глубокое уважение к тем, "кто не как все". Я чувствовал, что мы можем работать вместе, и я был согласен, если бы мне предоставили возможность, я мог воплотить его художественное видение Эдварда, но в лучшем случае у меня было мало шансов, если они вообще были. Более известные люди чем я, не только рассматривались в качестве актеров на эту роль, но и боролись за нее, дрались, пинались, кричали, умоляли о ней. Только один человек рискнул поставить на меня - великий режиссер-аутсайдер Джон Уотерс, к которому и я, и Тим испытывали глубокое уважение и восхищение. Джон рискнул сломать навязанный мне имидж в Плаксе. Но увидит ли Тим во мне что-то такое, что заставит его рискнуть? Я надеялся, что да.
Я пребывал в ожидании несколько недель, ничего не слыша в свою пользу. Все это время я работал над ролью. Теперь это было не просто что-то, что мне хотелось сделать, но то, что мне было сделать необходимо. Не из-за каких-то амбиций, жадности, карьеры, кассовых сборов, но потому что эта история поселилась у меня в сердце и отказывалась быть изгнанной оттуда. Что я мог сделать? К тому времени, когда я уже был готов признать тот факт, что я навсегда останусь мальчиком с телеэкрана, зазвонил телефон.
- Алло, - я снял трубку.
- Джонни… ты Эдвард Руки-Ножницы, - просто сказал голос.
- Что? - Вырвалось у меня.
- Ты Эдвард Руки-Ножницы.
Я повесил трубку и пробормотал эти слова самому себе. А затем бормотал их каждому, с кем сталкивался. Я не мог, черт возьми, поверить в это. Он хотел поставить на карту все, взяв меня на роль. Не взирая на желания студии, их надежды и мечты о звезде, которая обеспечит гарантированные кассовые сборы, он выбрал меня. Я тут же уверовал в то, что здесь имело место божественное вмешательство.
Эта роль была для меня не продвижением в карьере. Эта роль была свободой. Свободой создавать, экспериментировать, учиться и изгнать что-то злое из меня. Высвобожденный из мира продукта массового потребления, провозглашая смерть телевидения с помощью этого странного, блестящего молодого человека, который провел свою юность, рисуя странную картину, танцуя вокруг котла Бербанка, чувствуя себя достаточно чудаковатым (я узнал об этом позже). Воскрешенный от усталого взгляда на Голливуд и отсутствия возможности делать то, что ты хочешь, я чувствовал себя Нельсоном Манделой.
По существу, я обязан большей частью успеха, который мне когда-либо довелось снискать, этой странной ключевой встрече с Тимом. Потому как мне кажется, что если бы не он, я пошел бы вперед и выбрал третий пункт своего списка и ушел с этого проклятого шоу, в то время как во мне еще оставалось некое подобие целостности. И я также верю, что благодаря вере Тима в меня Голливуд открыл свои двери, играя в странную игру "следуй-за-главным".
После я снова работал с Тимом над "Эд Вудом". Он рассказал мне об этой идее, сидя в баре "Кафе Формоса" в Голливуде. Через десять минут роль уже была доверена мне. Для меня было почти не важно, что Тим хочет от фильма - я сделаю это, я уже там. Потому что я безоговорочно доверяю ему - его видению, его вкусу, его чувству юмора, его сердцу, и его голове. В моем понимании, он истинный гений, и поверьте, я не применяю это слово ко всем подряд. Вы не можете обозначить, что он делает. Это не магия, потому как в этом случае здесь будет замешан своего рода обман. Это не просто мастерство, потому что кажется, что это было приобретено. То, чем он обладает - это очень специфическое дарование, которое мы видим не каждый день. Недостаточно назвать его режиссером. Редкое определение "гений" подходит больше - не просто для фильмов, но для картин, фотографий, размышления, проницательности и идей.
Когда меня попросили написать вступление к этой книге, я решил рассказать о том, как я себя на самом деле чувствовал в то время, когда он освободил меня: я казался себе неудачником, изгоем, просто очередным потребляемым куском голливудского мяса.
Очень сложно рассказать о ком-то, кого ты любишь и уважаешь на таком высоком уровне, как дружба. Также сложно объяснить рабочие отношения между актером и режиссером. Я могу лишь сказать, Тиму достаточно только сказать мне несколько несвязанных друг с другом слов, повернуть голову, прищуриться или посмотреть на меня определенным образом, и я точно знаю, чего он хочет от этой сцены. И я всегда прилагаю все усилия, чтобы добиться этого для него. Так что сказать, что я чувствую к Тиму, можно только на бумаге, потому как если я выскажу это ему в лицо, он, возможно, захихикает подобно банши и врежет мне в глаз.
Он художник, гений, странный тип, сумасшедший, храбрец, истерически забавный, преданный, диссидент, верный друг. Я нахожусь у него в огромном долгу и уважаю его больше, чем мне когда-либо удастся выразить на бумаге. Он это он, и этим все сказано. И, без сомнения, он тот, кто лучше всех на Земле пародирует Сэмми Дэвиса.
Я никогда не видел никого, кто так очевидно находился бы вне пространства и в нем. По-своему.
Примечания переводчика:
"CHIPS" - "Калифорнийский дорожный патруль" - сериал с довольно низким рейтингом, демонстрировавшийся на экранах США с 1977 по 1983 годы, о полицейских, которые патрулировали Южную Калифорнию на мотоциклах во имя сохранения спокойствия в Лос-Анджелесе.
"Joanie Loves Chachi" - попытка задействовать героев телесериала 1974 года "Happy Days" в новом проекте, которая не завершилась ничем хорошим. В 1982-м в эфир вышло 17 эпизодов, после чего стало ясно, что продолжать съемки не имеет смысла из-за полной неразберихи в сценарии (над ним трудилось более 20 человек), и шоу было закрыто.
Сэмми Давис - Sammy Davis Jr. - знаменитый американский певец, актер и танцор, записавший 40 альбомов и бессчетное количество раз появлявшийся на телевидении. Годы жизни: 1925-1990.
Нельсон Мандела - Nelson Mandela - первый чернокожий президент ЮАР, который занял пост уже после того, как двадцать шесть лет отсидел в тюрьме, приговоренный к пожизненному заключению (президент с 1994 по 1999 гг.). Он стал символом свободы и правосудия для своего народа.
Burton on Burton". Предисловие к книге о Тиме Бартоне, Сентябрь 1994 г. Зимой 1989 год я был в Ванкувере, Британская Колумбия, снимаясь в телевизионном сериале. Ситуация была очень непростой: связанный контрактом я работал на конвейере, что для меня было едва ли не фашизмом (копы в школе... О Господи!). Казалось, мне суждено было застрять где-то между сериалами вроде "CHIPS" и "Joanie Loves Chachi".
Выходов для меня было всего несколько:
1) пройти через это как можно лучше с минимальными потерями;
2) попасть под обстрел как можно быстрее с чуть большим количеством потерь;
3) выйти из игры и попасть под суд, лишив всех денег не только себя самого, но и своих детей, и детей своих детей (которые, как мне представлялось, станут причиной серьезных раздражений и возможного лишая до конца моих дней в этом мире и далее для нескольких новых поколений Деппов). Как я сказал, это действительно было дилеммой.
Третий пункт даже не рассматривался - большое спасибо за совет моему адвокату. Что касается второго - ну что же, я попытался, но они и не подумали клюнуть. В конце концов, я остановился на первом: прорваться, приложив все силы.
Минимальные потери вскоре переросли в саморазрушение. Я плохо себя чувствовал из-за самого себя или из-за этого мной же спровоцированного и вышедшего из-под контроля тюремного срока, который бывший агент прописал мне в качестве хорошего лекарства от безработицы. Я застрял на месте, заполняя собой пространство между рекламой, бессвязно бормоча кем-то написанные слова, которые я не мог заставить себя прочитать (до такой степени не имея представления о том, какой яд могут содержать сценарии). Ошарашенный, потерянный, я сдавил глотку Америке, играя молодого республиканца. Мальчик с экрана, покоритель сердец, кумир молодежи, герой для тинейджеров.
Заштукатуренный, разрекламированный, поставленный в позу, запатентованный, намалеванный, сделанный из пластика!!! Прилепленный на коробку хлопьев с колечками, выжимая 200 миль в час на дороге с односторонним движением, связываемый с термосом и древней обеденной коробкой. Мальчик-новинка, привилегированный мальчик. Задолбанный и общипанный, без спасения из этого кошмара.
А потом однажды новый агент прислала мне сценарий - находку. Это была история о парне с ножницами вместо рук - невинном изгнаннике из предместья. Я сразу же прочитал сценарий и заплакал, как новорожденный. Шокированный тем, что кто-то оказался достаточно гениальным, чтобы задумать это, а затем, а затем на самом деле написать эту историю, я перечитал. Она настолько затронула и взволновала меня, что мощные волны образов захлестнули мои мысли - собаки, которые были у меня в детстве, то, как я чувствовал себя причудливым и глупым, когда рос, неограниченная условиями любовь, которую способны испытать лишь дети и собаки, поскольку только они достаточно развиты для этого. Я почувствовал себя настолько связанным с этой историей, что стал просто одержим. Я читал все подряд рассказы для детей, сказки, книгу по детской психологии, анатомию Грея, все что угодно, все. А потом снова пришла реальность. Я был мальчиком с экрана. Ни один режиссер, пребывающий в своем уме, не наймет меня, чтобы сыграть эту роль. Как я мог убедить режиссера, что я был этим Эдвардом, что я знал его вдоль и поперек? Мне казалось, что это было невозможно.
Мне назначили встречу, я должен был увидеть Тима Бертона. Я подготовился, посмотрев другие его фильмы - "Битлджус", "Бэтмена", "Большое приключение Пи Ви". Ошеломленный очевидным волшебным дарованием, которым обладал этот парень, я еще больше укрепился во мнении, что он никогда не увидит меня в этой роли. Мне было неудобно считать себя Эдвардом. После ряда разборок мой агент (спасибо тебе, Трейси) уговорила меня пойти на встречу.
Я прилетел в Лос-Анджелес и направился прямиком в кофейню отеля "Бел Эйдж", где я должен был встретится с Тимом и его продюсером, Денисом Ди Нови. Я вошел как всегда с сигаретой, нервно оглядываясь в поисках потенциального гения в этой комнате (я никогда его не видел) и БУМ! Я обнаружил его сидящим в уголке, рядом с растениями в горшках, пьющим чашку кофе. Мы поздоровались, я сел, и мы начали говорить, как… Я объясню позже.
Бледный, болезненный человек с грустными глазами и прической, которую сотворило что-то явно более серьезное, чем битва подушками прошлой ночью. Расческа, будь у нее ноги, убежала бы быстрее Джесси Оуэнса, едва взглянув на космы этого парня. Клок на восток, четыре ветки на запад, завитушка, а остальные - в беспорядке разбросаны между севером и югом. Я помню, первое, что я подумал, было: "Поспи немного," - но конечно, я не мог сказать этого вслух. А затем меня словно ударило кувалдой весом в две тонны, посредине лба. Руки - то, как он практически не контролировал их движение в воздухе, нервно постукивал по столу, - высокопарная речь (наша общая особенность), широко распахнутые и глядящие из ниоткуда глаза - любопытные, глаза, которые видели многое, но продолжают пожирают все подряд. Этот чрезмерно чувствительный человек и есть Эдвард Руки-Ножницы. После того, как мы разделили с ним четыре-пять чашек кофе, спотыкаясь на незаконченных предложениях друг друга, но все-таки так или иначе понимая, о чем говорим, мы закончили встречу рукопожатием и заверениями в том, что нам было приятно познакомиться. Я вышел из кофейни, переполненный кофеином, бессознательно пережевывая кофейную ложку, как дикая, бешеная собака. Формально теперь я чувствовал себя еще хуже из-за той подлинной связи, что я ощущал в течение беседы. Мы оба понимали неправильную красоту сливочника с коровьим молоком, обаяние горящих глаз со смоляным виноградом, запутанность и неотшлифованную силу, которую можно почувствовать в бархатных картинах Элвиса - мы не придавали значения новинкам и испытывали глубокое уважение к тем, "кто не как все". Я чувствовал, что мы можем работать вместе, и я был согласен, если бы мне предоставили возможность, я мог воплотить его художественное видение Эдварда, но в лучшем случае у меня было мало шансов, если они вообще были. Более известные люди чем я, не только рассматривались в качестве актеров на эту роль, но и боролись за нее, дрались, пинались, кричали, умоляли о ней. Только один человек рискнул поставить на меня - великий режиссер-аутсайдер Джон Уотерс, к которому и я, и Тим испытывали глубокое уважение и восхищение. Джон рискнул сломать навязанный мне имидж в Плаксе. Но увидит ли Тим во мне что-то такое, что заставит его рискнуть? Я надеялся, что да.
Я пребывал в ожидании несколько недель, ничего не слыша в свою пользу. Все это время я работал над ролью. Теперь это было не просто что-то, что мне хотелось сделать, но то, что мне было сделать необходимо. Не из-за каких-то амбиций, жадности, карьеры, кассовых сборов, но потому что эта история поселилась у меня в сердце и отказывалась быть изгнанной оттуда. Что я мог сделать? К тому времени, когда я уже был готов признать тот факт, что я навсегда останусь мальчиком с телеэкрана, зазвонил телефон.
- Алло, - я снял трубку.
- Джонни… ты Эдвард Руки-Ножницы, - просто сказал голос.
- Что? - Вырвалось у меня.
- Ты Эдвард Руки-Ножницы.
Я повесил трубку и пробормотал эти слова самому себе. А затем бормотал их каждому, с кем сталкивался. Я не мог, черт возьми, поверить в это. Он хотел поставить на карту все, взяв меня на роль. Не взирая на желания студии, их надежды и мечты о звезде, которая обеспечит гарантированные кассовые сборы, он выбрал меня. Я тут же уверовал в то, что здесь имело место божественное вмешательство.
Эта роль была для меня не продвижением в карьере. Эта роль была свободой. Свободой создавать, экспериментировать, учиться и изгнать что-то злое из меня. Высвобожденный из мира продукта массового потребления, провозглашая смерть телевидения с помощью этого странного, блестящего молодого человека, который провел свою юность, рисуя странную картину, танцуя вокруг котла Бербанка, чувствуя себя достаточно чудаковатым (я узнал об этом позже). Воскрешенный от усталого взгляда на Голливуд и отсутствия возможности делать то, что ты хочешь, я чувствовал себя Нельсоном Манделой.
По существу, я обязан большей частью успеха, который мне когда-либо довелось снискать, этой странной ключевой встрече с Тимом. Потому как мне кажется, что если бы не он, я пошел бы вперед и выбрал третий пункт своего списка и ушел с этого проклятого шоу, в то время как во мне еще оставалось некое подобие целостности. И я также верю, что благодаря вере Тима в меня Голливуд открыл свои двери, играя в странную игру "следуй-за-главным".
После я снова работал с Тимом над "Эд Вудом". Он рассказал мне об этой идее, сидя в баре "Кафе Формоса" в Голливуде. Через десять минут роль уже была доверена мне. Для меня было почти не важно, что Тим хочет от фильма - я сделаю это, я уже там. Потому что я безоговорочно доверяю ему - его видению, его вкусу, его чувству юмора, его сердцу, и его голове. В моем понимании, он истинный гений, и поверьте, я не применяю это слово ко всем подряд. Вы не можете обозначить, что он делает. Это не магия, потому как в этом случае здесь будет замешан своего рода обман. Это не просто мастерство, потому что кажется, что это было приобретено. То, чем он обладает - это очень специфическое дарование, которое мы видим не каждый день. Недостаточно назвать его режиссером. Редкое определение "гений" подходит больше - не просто для фильмов, но для картин, фотографий, размышления, проницательности и идей.
Когда меня попросили написать вступление к этой книге, я решил рассказать о том, как я себя на самом деле чувствовал в то время, когда он освободил меня: я казался себе неудачником, изгоем, просто очередным потребляемым куском голливудского мяса.
Очень сложно рассказать о ком-то, кого ты любишь и уважаешь на таком высоком уровне, как дружба. Также сложно объяснить рабочие отношения между актером и режиссером. Я могу лишь сказать, Тиму достаточно только сказать мне несколько несвязанных друг с другом слов, повернуть голову, прищуриться или посмотреть на меня определенным образом, и я точно знаю, чего он хочет от этой сцены. И я всегда прилагаю все усилия, чтобы добиться этого для него. Так что сказать, что я чувствую к Тиму, можно только на бумаге, потому как если я выскажу это ему в лицо, он, возможно, захихикает подобно банши и врежет мне в глаз.
Он художник, гений, странный тип, сумасшедший, храбрец, истерически забавный, преданный, диссидент, верный друг. Я нахожусь у него в огромном долгу и уважаю его больше, чем мне когда-либо удастся выразить на бумаге. Он это он, и этим все сказано. И, без сомнения, он тот, кто лучше всех на Земле пародирует Сэмми Дэвиса.
Я никогда не видел никого, кто так очевидно находился бы вне пространства и в нем. По-своему.
Примечания переводчика:
"CHIPS" - "Калифорнийский дорожный патруль" - сериал с довольно низким рейтингом, демонстрировавшийся на экранах США с 1977 по 1983 годы, о полицейских, которые патрулировали Южную Калифорнию на мотоциклах во имя сохранения спокойствия в Лос-Анджелесе.
"Joanie Loves Chachi" - попытка задействовать героев телесериала 1974 года "Happy Days" в новом проекте, которая не завершилась ничем хорошим. В 1982-м в эфир вышло 17 эпизодов, после чего стало ясно, что продолжать съемки не имеет смысла из-за полной неразберихи в сценарии (над ним трудилось более 20 человек), и шоу было закрыто.
Сэмми Давис - Sammy Davis Jr. - знаменитый американский певец, актер и танцор, записавший 40 альбомов и бессчетное количество раз появлявшийся на телевидении. Годы жизни: 1925-1990.
Нельсон Мандела - Nelson Mandela - первый чернокожий президент ЮАР, который занял пост уже после того, как двадцать шесть лет отсидел в тюрьме, приговоренный к пожизненному заключению (президент с 1994 по 1999 гг.). Он стал символом свободы и правосудия для своего народа.
@темы: Инфа
-
-
12.04.2008 в 05:07-
-
15.04.2008 в 22:15