Избыток популярности

[Рената Бедро]

.... что тоже не есть хорошо... А всё из-за дефицита качественного фанфикшена в данном фэндоме...
Пишет читательница Вконтакте:

«#38 Анастасия ~Дворянка из трущоб~ Гудым сегодня в 0:11
Лююди, а кроме "И будет снег" есть что-нибудь приличное? Слешных драбблов - завались, а этот самый "Снег", как и "Шоколадная Фабрика 2", приелся до печени. У меня настольная книга - сборник Гете, а настольный фанфик - "И будет снег". А слеш я читать не хочу, меня тошнит . По Гарри Поттеру читаю и даже редактирую, а вот по Чарли - фи. »

Авторы! Пипл требует хорошего фанфикшена!!!

@настроение: хихикательное

@темы: Истории из жизни, Остальное, Фанфикшн, Наблюдения

---

Шляпник

[Edward Scissorhands.]

16.11.2010 в 03:08

Пишет  Рената Бедро:

Два Шляпника
И оба - Джонни! ))
Первый.


Второй:

@темы: Фанарт

---

ELLE.ru - Джонни Депп сыграет в "Белоснежке"

[Edward Scissorhands.]

www.elle.ru/ludi/novosty/johnny-depp-sygraet-v-...

Хотелось бы это увидеть...

@темы: Инфа, Остальное, Ссылки

---

За сказкой. Третья часть

[Белая Ворона]

Название: За сказкой
Автор: Белая Ворона
Бета: нет
Фандом: Эдвард Руки-ножницы
Рейтинг: G
Размер: мини...
Персонажи: Эдвард, Августа
Жанр: с этим пунктом всегда были проблемы =.=
Дисклеймер: Всё - Бертона. Ни на что не претендую. Ну, разве что на Августу.
Статус фанфика: в процессе
Примечание автора: третья часть, скорее всего последняя. Очень вероятно, что окажется слабее предыдущих - мы выдыхаемся.
Размещение на других сетевых ресурсах: предварительно известить автора. Она не верит, что кому-то захочется, но привыкла не пропускать этот пункт.

Дождь.
Над замком - дождь. Самый обычный, весеенний. Мелкий, серый, пахнущий молодой листвой и сырой землей.
Скучно.
Рыжая Кошка валяется на хозяйской кровати, потягивается и тут же сворачивается в клубок. Кошка не любит дождь - он портит ей всю небрежную ухоженность шерсти.
Прохладно.
Эдвард сидит рядом с кошкой, задумчиво листает "Трех мушкетеров". Книга старая, потрепанная. Кое-где листы порваны, вернее, порезаны - очень ровно, словно специально.
Капли дождя стучат по крыше, текут через дыры... Кое-где уже образовались порядочные лужи. Это ничего - так бывает каждый раз и хуже всего, когда снаружи не дождь - а летний ливень. Тогда на чердаке относительно сухо только на кровати и в её окресностях.
Рыжая Кошка полюбила спать рядом с хозяином за эти два весенних месяца. Каждую ночь приходить и проверять - улегся он или нет? И если да - пристраиваться рядом, теплым боком прижиматься к прохладной скрипучей коже, носом утыкаться куда-нибудь под локоть и мурлыкать, поихоньку засыпая.
В саду начинает пахнуть летом. Вылезают откуда-то неугомонные сверчки, затягивают монотонные щелкающие песни. Кошке нравится охотиться на них - не ради еды, а так, из спортивного интереса. Они забавны и чтобы сцапать такого не нужно напрягать все силы. Игра...
Деревья совсем зеленые и Кошку уже не видно, когда она забирается на ветку старого клена и лежит там, лениво покачивая хвостом. На клумбах вовсю зацветают цветы и Кошка обходит их стороной - они пахнут дурманяще, а от пыльцы хочется чихать.
Маленькая хрозяйка не приходила с того давнего заката и некому было покормить Кошку супом или почесать за ухом. Однако та об этом не жалела. Жалела о другом - о том, что хозяин ждет и не может забыть об этом ожидании...
Кошка фыркает и перебирается поближе к хозяину - лежать просто на одеяле ей уже неуютно. Кошка привыкла охотиться и жить в саду, но все равно признает Эдварда - какая разница, что он её не кормит? Главная обязанность хозяина не в этом.
А в том.. Просто в том, чтобы был. Такой, к какому хотелось бы возвращаться. Тыкаться в руку лбом, мурлыкать по ночам, устроившись у него на подушке.
Кошка раньше думала, что таких хозяев не бывает. Что их вообще не бывают - а бывают только кормильцы. Но теперь что-то изменилось. Ей хочется возвращаться именно сюда. Именно к этому человеку...
Она раздраженно поводит хвостом. Прирученная кошка - это не звучит гордо...

На берегу реки, под ивами, хорошо. Прохладно и тихо, хотя в городе жарко и едва не плавится асфальт. Сюда не ходят купаться - ходят слухи о страшных водоворотах, где многие и многие уже тонули. На берегу, у самой кромки воды, сидят мальчик и девочка. Девочка загорелая и темноглазая, с двумя забавными косичками. Мальчик - тощий и бледный, в очках и с токими, заляпаными краской пальцами.
-Ну что ты, Такери, - примирительно говорит ему девочка - Я тебя не бросила. Просто есть человек, которому я нужнее...
-Познакомишь? - видно, что мальчик обижен и явно думает о том, чтобы встать и уйти. И больше никогда не приходить под ивы. - А то, знаешь ли, на отговорку похоже.
Августа подбирает под себя ноги и опускает голову, пряча глаза за челкой. Она приехала только сегодня и уже успела обидеть Такери, отказавшись завтра помочь ему с картиной... Ей не хочется обижать его ещё больше - все-таки он единственный её человеческий друг.. Но Эдвард... Он наверняка ждет, а поймет ли Такери... Неизвестно.
Августа прикусывает губу и огрызается на себя - "Не лги!". Да, конечно, дело не в том, поймет Такери или нет. Дело в том, что Эдвард - это сказка и тайна. И делится им с кем-то... "Эгоистка" - говорит себе девочка, но это не помогает. Нисколько не помогает. В восемь лет не жадничать и не ревновать слишком тяжело.
-Не познакомишь, - констатирует мальчик и легко поднимается с песка. Растрепанный, в коротких шортах. Совершенно обычный человеческий детеныш... Разве что умный не по годам - Ладно, Густ. Будет свободное время - приходи, что ли...
И, засунув руки глубоко в карманы, идет вверх по берегу. Августа не окликает его - хотя знает, что ему этого хочется. Не окликает, потому что тогда все-таки придется и объяснять, и знакомить, а к этому она не готова...
"Зато у меня есть Эдвард, - думает она сглатывая подступившие слезы - И Серво есть..."
Как ни странно, но утешение помогает. Пусть и немного.

Повиснуть на шее сзади, со спины, снова почувствовать запах пыли и старой кожи. Снова почувствовать себя дома... Как странно, как неправильно! Дом должен быть там, где ты прожил всю жизнь... Да только почему-то так не получается.
Эдвард вздрагивает, едва не падает, но все-таки удерживается на ногах. Прибегает Серво, крутится вокруг... А Августа подтягивается и, кое-как устроившись у Эдварда на спине - коленями сжав его бока, словно бока лошади, руками ухватившись за плечи, смеется и выдыхает ему в ухо:
-Я приехала! Покатай меня!
Он поворачивает голову, лицо у него совершенно белое, но он все же улыбается - немного криво, но после нескольких месяцев отсутствия практики вполне неплохо. И, прижав ноги девочки локтями, отправляется вокруг сада. Августа победно оглядывается и ей даже жаль, что не перед кем похвастаться таким необычным конем.
"Надо было весной все-таки его обнять на прощание..."
А Эдвард медленно шагает вперед и постепенно успокаивается - хотя бы потому, что в такой позиции достать наконец-то приехавшую девочку ножницами у него не выйдет. Чисто физически.
Кошка вприпрыжку следует за ними и в её негодующем мяуканье ясно слышно: "А я?! А меня?! Меня забыли!!".
Так начинается лето.

-Злым волшебникам жить всегда легче... - Августа прикрывает глаза ладонью от солнечных пятен и запрокидывает голову. Наверху, среди шелестящих зеленых листьев, мелькает рыжий кошачий хвост - У добрых все время какие-то ограничения, долги, правила... А злой захотел - и сделал. А не захотел - не сделал. - кошачий хвост нервно дергается и, исчезнув, сменяется заинтересованной кошачьей же мордой. - Вот если злой, например, приютит бездомную собаку - все удивятся и его похвалят. А если добрый? Ему ещё и скажут, что зря он не взял двух, или не открыл приют... - девочка вздыхает, отталкивается носком сандалика от земли. Жарко, поскрипывают, начиная плавно покачиваться, самодельные качели...
-Добрых любят, - категорично отвечает Эдвард, не отвлекаясь от своего занятия - он, присев на корточки у клумбы, аккуратно выстригает неизвестно откуда вообще выросшие сорняки.
-Любят. - как-то неохотно соглашается Августа. - Это если они так добрые, что это всем очевидно. А если нет, то любят злых. Они кажутся сильными и очень хорошо прикидываются.
На ветке клена Серво с интересом слушает и сверкает вниз яркими зелеными глазами.
Эдвард задумчиво щелкает ножницами, срезая очередную травинку, и спрашивает отчего-то печально:
-Ты думаешь, если будешь злая - кто-то тебя полюбит?
Августа фыркает.
-Ну нет, конечно. Я так, абстрактно... Непонятно же!
И начинает раскачиваться, резко выгибаясь то назад, то вперед. Кошка с дерева обеспокоенно наблюдает за ней - отчего-то кошке кажется, что веревки, на которых и крепятся качели, могут оборваться в самый неподходящий момент.

А откуда взялись качели - я ещё расскажу. Я много чего ещё расскажу...
И не обязательно по порядку.

@темы: Фанфикшн

---

Портрет в подарок

[Рената Бедро]

Нарисовала летом и подарила на день рождения одному очень близкому человечку и единомышленнику.)

@темы: Фанарт

---

Организационное по дизайну

[Рената Бедро]

Дорогие пользователи!
Со вчерашней ночи у нас в сообществе новый дизайн.
Но есть здесь такой глюк, когда вылазит не новый, а старый диз.

Сегодня несколько человек, зайдя полюбоваться на новые шестерёнки, увидели старый коричневый снег...

Решить проблему можно несколькими способами.
1.Обновлением странички - несколько раз.
2. Чисткой кэша.
3. Чисткой кэша и кукисов.
либо - 4.

Терпеливым ожиданием, пока само не раздуплится. ))

А если не помогает вообще ничего, то пишем вот сюда, в комментарии и жалуемся:

diary-support.diary.ru/p85377779.htm?from=last

Это глюк именно Дайрей, а не вашего компьютера или провайдера.
Терпения вам и удачи!

@темы: Инфа, Остальное

---

Теперь здесь будет так...

[Edward Scissorhands.]

Оживил отцовские машины.

Так будет до Рождества...

@темы: Инфа

---

С иного ракурса

[Edward Scissorhands.]

01.11.2010 в 04:21

Пишет  Рената Бедро:

Нашла огромное новое фото!
Такое мне ещё не встречалось... Оно и правда большущее, потому даю ссылкой:
http://allcinema.ya1.ru/uploads/pos...nds-1101069.jpg

@темы: Инфа, Фото

---

Забавно и мило...

[Edward Scissorhands.]

29.10.2010 в 02:28

Пишет  Рената Бедро:

Ыть, какая прелесть))))))

29.10.2010 в 01:32

Пишет  +Gabriel+:

Фееричная картинка!)))
Эдвард в джинсах, гы! Ит мейд май дей!

---

Как будто по заказу...

[Edward Scissorhands.]

29.10.2010 в 05:30

Пишет  Рената Бедро:

Как будто иллюстрация!
Читаю фанфик девушки с Дайрей...И вдруг на Фейсбуке попалась мне картинка, словно иллюстрирующая этот фанфик....
Смотрите....

@темы: Фанфикшн, Фанарт

---

Дорогие мои!

[Edward Scissorhands.]

31-е октября...Каждый Бертонист знает, что это означает! А посему, поздравляю всех и желаю КОШМАРРРНОГО ХЭЛЛОУИНА!!!!!

 

@темы: Фанарт

---

Урожайный год!

[Edward Scissorhands.]

От всей души поздравляю наше сообщество с таким замечательным творческим годом!

Целых ДВА фанфика пишутся на его страницах, и оба настолько приятные и интересные, что хочется читать ещё и ещё!

Удачи дорогим авторам, а нам - счастливых минут, часов и дней, проведённых в любимой сказке!

---

За сказкой. Официальная вторая часть

[Белая Ворона]

Название: За сказкой.
Автор: Белая Ворона
Бета: нет
Фандом: Эдвард Руки-ножницы
Рейтинг: PG-13
Размер: мини. Пока или вообще - разберусь по ходу написания.
Персонажи: Эдвард, Августа.
Жанр: с этим пунктом всегда были проблемы =.=
Дисклеймер: Всё - Бертона. Ни на что не претендую. Хотя Августа, обобщенное умное дитя, все-таки большей частью моя...
Статус фанфика: В процессе
Примечание автора: автор вечно сомневающееся животное. Если врет - пинать лучше сразу. Если не врет - хвалить тоже можно, но лучше поменьше. Зазнается же)
Размещение на других сетевых ресурсах: предварительно известить автора. Она не верит, что кому-то захочется, но привыкла не пропускать этот пункт.

Тепло - это прекрасно. Тепло и зеленые листья после долгой зимы, за которую, кажется, можно успеть замерзнуть и сердцем, и душой. Снег тает и поют птицы по утрам... Поют неуверенно, пробуют голоса, но скоро, уже очень скоро они распоются и перестанут стесняться. Старый сад потихоньку оживает и достаточно быстро приходит день, когда Эдвард находит первый цветочный росток в этом году. Это значит, что весна все ближе и что наконец появится настоящее дело - ухаживать за садом, стричь и пестовать, да и просто наблюдать за тем, как из тонкого, едва заметного стебелька цветок вытянется в прекрасное, гордое растение...
Все чаще Эдвард выбирается под сень большого клена, растущего в саду. Он любит это место, любит прислонятся спиной к стволу дерева и смотреть в небо, вытравливая из жил бесконечный зимний холод. Холод, который стал особенно сильным после короткого, нежданного тепла... Он приносит с собой книги и иногда даже остается в саду на ночь - темнота огромного, украшенного звездами купола красивей, чем огни городка.
Зима была очень, очень долгой в этом году и по правде сказать Эдвард не особенно и запомнил, чем занимался все время после Рождества. Помнил, как резал ледяные скульптуры, а выходили почему-то одни драконы. Помнил, как смотрел по ночам на городок... "Звезды похожи на снег...". Пустота и тишина. Ледяные фигуры, книги и город, живущий своими заботами. Все как всегда. Все как всегда, но попробуй убеди себя в этом. Мысли непослушны и иногда Эдварду казалось, что он мог ошибиться - ведь люди же умеют болеть. Однако поверить в это было почти невозможно и он снова и снова повторял точеный изгиб крыльев и насмешливый, почти человеческий прищур... Ни почему - просто так получалось.
Эта зима была очень долгой и полной не только странной горечи, но и воспоминаний. О бумажном снеге. Об обучении этикету, о том, как отец однажды решил показать Эдварду красоту гор - и они пошли вместе, вниз по дороге... Отец опирался на руку Эдварда - осторожно, но сильно - и рассказывал о том, что строго говоря, название "горы" совершенно не подходит обыкновенному, даже не очень и высокому холму. Они часто останавливались - ведь старик-изобретатель был совсем не так силен и ловок, как в молодости, и ему было тяжело. Он улыбался, показывал Эдварду цветы, похожие на звездочки, муравьиные дорожки и горькую траву под названием "полынь"... Они спустились вниз совсем ненамного и повернули назад, но Эдварду хватило и такой короткой прогулки, чтобы чувствовать себя совсем счастливым. До сих пор в старой книжке стихов лежали засушенные цветы, которые они принесли тогда...
Клен потихоньку начинал выпускать первые клейкие листочки, среди кустов появился выстриженный умелыми руками дракон... Все было если не хорошо - то хотя бы тепло.
А это уже очень много.

Что такое жизнь?
Жизнь это бесконечное ожидание.
Эту нехитрую истину Августа поняла за зиму. За зиму, прожитую по принципу "Нам бы день простоять, да ночь продержаться". И она держалась. Когда в школе закидывали снежками. Когда один из проверенных друзей смеялся вместе со всеми. Когда заболел папа и врачи опасались, что он уже не оправится...
День и ночь - это совсем не так много. Но они не кончаются, бесконечно чередуясь, и по вечерам, ложась спать, Августа смотрела в потолок и думала. О том, что Майк - задавала и дурак. Что серые тучи - это совсем скучно. Думала о старом замке над светящимся огнями городом. Там наверняка очень холодно, как и всегда и Эдвард... Что же он все-таки подумал и что ему сказать, когда каникулы все-таки наступят? Девочка засыпала с неуверенностью и надеждой, а наутро, сонная и сердитая, шла в школу. Там - бить портфелем Майка, отвечать на уроках и тянуть руку, чтобы точно спросили. Потом домой, домашние работы и серость за окном. Потом придет мама - уставшая, несчастная. Не глядя поужинает, потреплет дочь по голове - и снова уйдет, уже в свою комнату, писать какие-то отчеты...
День за днем, неделю за неделей. В воскресенье вместо школы - сон и поездки в больницу к отцу и ничего яркого... Разве что книги, которые Августа читала в любую свободную минуту...
А весна настала внезапно и началась с того, что очередной день оказался полным ослепительного золотого солнца. И мама улыбалась, когда пришла домой. Присела на корточки, даже не переодеваясь, обняла дочь, счастливая, растрепанная. Зашептала: "Папу скоро выпишут. Совсем, совсем скоро..." и отчего-то заплакала... Весна зазвенела в лицах и в небе, и Августа стала больше улыбаться и не столько отбиваться от Майка, сколько весело огрызаться на него. Солнце дарило уверенность и оптимизм, примиряло девочку с миром. К тому же весенние каникулы все приближались и Августа, решив, что "будет проблема - будет решение" - как говорила бабушка - с нетерпением ждала их...
Папу выписали за две недели до каникул и Августа долго с визгами висела на нем, когда он только вошел - высокий, осунувшийся, но все равно счастливый. "Никогда больше не стану курить, - шепнул он дочери, подхватывая её на руки - Никогда. И перебьются все партнеры, которым так важно... - он замолчал, а потом засмеялся. Сказал: - Я тебе обещаю. Запомни" И Августа кивнула, понимая, что отцу нужно чем-то закрепить свое обещание - он знал, что решения, о которых известно другим, сложнее нарушить...
У него было больное сердце и Августа знала, что старый доктор сказал ему "Чудом выкарабкался, мальчик. Только если не хочешь снова к нам в гости - сигарету больше в руки брать не смей".
А на улице - пели птицы.

...Когда-то давно отец, уходя в лабораторию, оставлял Эдварду включенный грамофон с пластинками великих мастеров. Эдвард тогда ещё не мог вставать - старый изобретатель поспешил оживить гомунула, рассудив, что если тот не очнется на этом этапе - то и мучится со всем незаконченным будет незачем и Эдвард до сих пор прекрасно помнил то время. Тогда у него были закончены лишь голова, сердце и руки, на которых ещё не было даже ножниц и отец сидел с ним, учил, рассказывал и что-то постоянно делал и дорабатывал. А когда уходил - спать или продолжать работать в специальных условиях - то оставлял сыну включенную музыку - а читать Эдвард тогда ещё не умел. Грамофон слегка похрипывал на высоких нотах, но все равно Эдвард был очарован вальсами и сонатами, этюдами и опереттами. Он помнил, что первым делом, когда научился читать, попросил отца достать книгу о музыке - о том, как из нот складывается мелодия и какие композиторы жили на Земле. Параллельно с физикой, химией, эикетом и механикой, на которых настаивал отец, он учил музыкальную литературу и музыкальную грамоту. Из каких инструментов состоит симфонический оркестр, какие бывают интервалы и что такое стаккато. Больше всего он тогда жалел, что ещё долго не сможет освоить никакого музыкального инструмента. Ведь с ножницами особенно не размахнешься - только если на барабане... Но Эдварда привлекала скрипка - её он предпочитал всему остальному. И когда умер отец его ударило ещё и это - то, что ему никогда не придется не то что взять в руки - но и просто увидеть, как играет на скрипке человек.
Было время, когда замок был полон музыки - и пусть грамофон хрипел и сипел все больше, но мертвенная тишина не могла подступиться. Больше всего Эдвард тогда боялся оцарапать какую-нибудь из пластинок или что-нибудь сломать. Приходилось быть черезвычайно осторожным. Но однажды грамофон все-таки не выдержал - ведь он был уже старый и совершенно не приспособленный под ножницы - и сломался. И замок заполнила звенящая пустая тишина. И пришлось привыкать к ней - долго и мучительно, но привыкать. Постепенно музыка забылась, ушла в прошлое и в один из дней этой долгой зимы, найдя грамофон среди старых вещей, Эдвард удивился и огорчился своей забывчивости. Ведь когда он жил в городе - мог бы вспомнить о том, что есть классическая музыка, о том, что где-то есть оперы и филармонии и попытаться узнать больше о том, что люди слушали теперь. Не догадался за всеми заботами, за странной суетой, сопутствовавшей его появлению, и горько жалел об этом, глядя на грамофонные пластинки, лежащие в одной из пыльных комнат мертвым грузом.
...В городе, кажется, музыка не играла никогда. А может быть, и играла, но незнакомая или не иснтересная и он просто не мог вспомнить... Зато вместе с грамофоном и пластинками Эдвард нашел калейдоскоп - старый и довольно пыльный, но зато с удобной засечкой - такой, чтобы можно было удержать трубку в лезвиях без особенных усилий. Это тоже был привет из прошлого - игрушку отец вручил Эдварду лишь немногим позже его "рождения".
Сидя под кленом и медленно вращая калейдоскоп, Эдвард выпадал из реальности на долгие часы. Все же наблюдение было тем, что он умел лучше всего и любил больше всего и текучие яркие узоры заворожили его - как когда-то давно.
Забывать легко - гласила истина этой зимы. И тем удивительнее потом вспоминать.

Когда уезжаешь всего на две недели, собираться особенно долго не приходится. Смену одежды, гигиенические принадлежности, бисер и пару самых любимых книг. Всего получается один совсем небольшой рюкзачок, который можно легко нести пару часов.
Августа всегда собирается по простому принципу - сумка должна быть такого веса, чтобы никто из взрослых не кинулся помогать. Она ездила в лагеря целых два раза и частенько наблюдала, как девочки её возраста грузили свои сумки на вожатых - потому что сами их нести были не способны. Это - унизительно и глупо и Августа любит ездить налегке. Беспокоится мама - как дочь будет жить, не станет ли мерзнуть.. Маме не приходит в голову, что бабушка беспокоится о том же самом.
На утро первого дня каникул - обязательных каникул, всегда наступающих в конце марта, Августа настроена вполне оптимистично. Мать целует её, улыбается, а папа смеется и садится в машину на место водителя. Свое слово он держит и там, где раньше было подобие пепельницы, теперь сидит сплетенный Августой большой бисерный скорпион. Девочка усаживается назад, бросает рюкзачок под ноги. Хорошо все-таки, когда бабушка живет в четырех часах езды.
Всю дорогу она болтает о каких-то пустяках - о том, что станет делать у бабушки, о том, какого щенка она видела вчера вечером и какого красивого крыса слепила из глины на недавнем занятии. Они с отцом играют в слова и названия, считают красные машины, и внешне совсем не похоже, что Августа старается отвлечься от собственных мыслей. Но она старается и ещё как.
Бабушка встречает их на крыльце, и Августа почти что повисает на ней, обхватив руками за талию. Отец машет из машины и бабушка уговаривает его остаться на чай... И снова смех, и снова болтовня ни о чем, прощание с отцом и распаковка вещей. Все сумбурно и суетно, как и всегда в день приезда и только поздним вечером, сидя на окне и глядя на замок, Августа понимает - вот и все. Каникулы начались. Три пустых скучных месяца прошли почти незаметно. Ей хочется потянуться к лампе и выбить приветствие, но она не решается. Ей кажется, что сначала нужно попросить прощения, глядя в глаза...
И пусть это и будет чудовищно сложно, но сделать - все-таки надо.

Подниматься по старой дороге весной гораздо легче, чем зимой. Ноги не увязают в снегу и четко видно не слишком заросшую часть пути. Августа идет медленно - шаг за шагом, словно бы нехотя. Ей страшно. Страшно, что сказка окажется ложью, зимней придумкой от скуки. Страшно, что Эдвард может быть слишком обижен.... Ветер торопит её, подталкивает в спину, но она все равно не спешит. Когда долго чего-то ждешь, нужно уметь это что-то принимать и делать так, чтобы не было разочарования.
Ворота чуть приоткрыты - с самой зимы их никто не касался, некому было их закрыть. Августа проскальзывает в щель, легко качает створку - на удачу... Сейчас сад гораздо красивее, чем зимой. Обзаводятся листьями деревья, уже выглядывают первые ростки на клумбах. Августа мимолетно думает, как здесь будет летом, но тут же отвлекается от этой мысли. Ей нужно найти Эдварда. А сад велик, да и замок тоже... Если зимой он все время проводил на чердаке, то теперь, когда потеплело, наверное выбирался вниз. Ведь кто-то же подровнял кусты?..
В замке - пусто и тихо. Августа присаживается на корточки у самых дверей, вглядывается в пыль. Видны следы - достаточно свежие. Притом ведут они наружу, а в обратном направлении - нет. В замок он ещё не возвращался. Девочка тяжело вздыхает, снова выскальзывая под ясное небо из старого и серого зала. Там она хотя бы немного ориентировалась. А в саду придется долго блуждать. Впрочем, это означает, что будет возможность полюбоваться на выстриженных животных...
Августа ступает на первую попавшуюся дорожку и решает твердо идти по ней до конца. Заблудится ей не страшно - она боится обойти весь сад и никого не встретить...

Олень и бурундук, дракон и эльф... Августа замирает почти что у каждого куста. Любуется ими. Она никогда не признается себе, но это - способ оттянуть неизбежное. Ведь чем дальше, тем больше ей кажется, что она никого не найдет. Что так и проблуждает до самого вечера... Она боится разочароваться, даже очень. И потому изучает каждое творение. Тянется погладить...
И когда наконец слышит едва уловимое, задумчивое пощелкивание ножниц - поднимает воротник, оправляет рюкзачок и идет на звук. Ей очень хочется чувствовать себя смелой. Только богов теперь просить нельзя. Боги не помогают предателям.
Эдварда она видит неожиданно - вынырнув из-за очередного куста - и останавливается, завороженная. Он сидит, прислонившись к дереву спиной, прижав к глазам калейдоскоп - небольшой и красивый. Вот слегка нервно встряхивает рукой, сменяя узор, и снова замирает. Полная неподвижность и полное одиночество. На своем чердаке, зимой, он не казался черно-белой иллюстрацией, вклееной в большую цветную книгу. Там он был в своей цветовой гамме. А здесь... Здесь он выглядит чуждым и лишним. И даже сознание того, что почти все вокруг растил и обрабатывал он, не делает его более близким и подходящим к этому месту. Поза его расслаблена и на лице выражение ласковой усталости и заинтересованности, но Августа знает - когда он отнимет трубку от глаз в них станет видна теплая грусть и немного ледяной тоски, ещё не вытравленной солнцем.
У девочки из головы вылетают все слова, которые она придумывала по дороге сюда. Ей просто хочется плакать и ненавидеть себя. Да, не желала предавать, но так и это важно, когда все уже сделано? Эдвард не замечает её, когда девочка подходит - он слишком погружен в наблюдение за цветными яркими грезами, слишком не ждет шагов, чтобы услышать их, и когда Августа обнимает его, вжимается лицом в скрипучую кожу, едва ли не подпрыгивает. Однако осознание, что рядом - живое существо - удерживает его на месте. Слишком сильно, слишком ярко в нем осталось это "Никогда не причинить боли. Даже нечаянно". Он очень медленно отводит трубку от глаз, опускает руки. Удивление, растерянность, страх - но Августа не видит его лица за пеленой слез. Это вечное и детское - не умея просить прощения словами, просить его действием, прикосновением... Девочка даже особенно и не подумала, что у Эдварда может дрогнуть рука. Слишком жалко ей стало его и почему-то себя...
А Эдвард просто не особенно знал, что делать и что думать в такой ситуации. На смену удивлению пришла нежданная радость, но вместе с ней и полное непонимание происходящего. Откуда, зачем и что теперь делать?.. Ведь он никогда не утешал плачущих детей... А Августа никак не могла успокоится и наконец Эдвард все-таки решился - неловко приобнял её локтем, второй рукой коснулся волос...
Что ж, встреча состоялась. И все объяснения вдруг оказались лишними, кроме простого "Я не хотела..."
В саду пели птицы, шуршал листьями старый клен и прощать оказалось неожиданно легко и радостно.

Августа спит и видит сон. Хороший сон, легкий - про то, как под мелодию скрипки слетают с обрыва сияющие то ослепительным светом, то ослепительной тьмой фигуры. Она стоит вместе с ними, на самом краю, и едва не кричит, когда все они - яркие контрасные силуэты без лиц - делают шаг вперед. Падают с огромной высоты, и, когда кажется, что вот сейчас ничего не станет, когда Августа готова завыть от боли и бессилия, когда чудится, что останется только неромантичное кровавое месиво на земле - именно тогда они раскрывают крылья. Ослепительно-белые и ослепительно-темные, с характерным хлопком. Взлетают разом, поднимаются снова на уровень обрыва... Августа смотрит на них, увлеченная, и не замечает, как сама делает шаг в пропасть. За ними. На несколько мгновений - опаляющий, ледяной страх - ведь у неё же нет крыльев! А потом вдруг - внезапный рывок вверх, так, что перехватывает дыхание. Это чужие руки сомкнулись под мышками и, задрав голову, Августа видит, как отчаянно загребают белое и черное крыло, как два существа - безиких, но все равно красивых, удерживают её в воздухе. Темное смеется и, свободной рукой щелкает её по лбу. Слышнен сиплый голос:
-Ох отпустил бы я тебя, да начальство не поймет... Просыпайся давай, мы тебя ловить не нанимались.
Белое возмущенно шикает на него, что-то начинает говорить - запыхавшимся, тонким голосом..
Но Августа уже послушно просыпается.

Люди умеют спать. Эта их способность Эдварда всегда удивляла. Не дремать, не грезить на яву, а будто выключаться, порой на достаточно долгое время. У него так не получалось, хотя когда-то давно он даже пробовал уснуть. Не получалось и все.
Спящий человек - беспомощен. Он ничего не видит, не слышит, не воспринимает. Сон уводит человека в свою, особенную реальность, снимает все маски с лиц. Как и смерть. Иногда Эдварду казалось, что смерь сменяет сон тогда, когда человек решает, что реальность сна - красивее, правильнее и реальней, чем настоящая. Впрочем, он мог ошибаться. Отец рассказывал, что смерть - это вечное забвение. Вечный покой. Рассказывал он и о теориях жизни после смерти, говорил о реинкарнации. Эдвард слабо помнил эти его рассказы - быть может от того, что понимал ещё тогда, что ему умирать придется нескоро, если вообще придется - и не старался запомнить....
В ветвях клена заливалась одинокая птица, в небе степенно плавали пушистые, пышные облака... А девочка спала, угнездившись в кольце его рук, и Эдвард не мог решить, что ему следует делать. Он не знал, что для человека, тем более для ребенка, это нормальный откат после сильного волнения, после слез. Если честно, больше всего ему хотелось отодвинутся, прервать контакт. Он слишком отвык от прикосновений, слишком опасался самого себя, своей неуклюжести, чтобы не испытывать дискомфорта. Однако отодвигаться было некуда, да и земля наверняка была ещё слишком холодной, чтобы человек смог на ней спать без ущерба для здоровья. Ну, по крайней мере Эдвард так предпологал. Потому он терпел, гадал, на что похожи облака, и незаметно расслаблялся - совсем немного. Разглядывал лицо гостьи - густую челку, курносый нос, пухлые, как у Ким, губы... Длинные пушистые ресницы, родинку на левой скуле и две короткие, кажущиеся забавными, косички, перетянутые яркими резинками... Наверное, ей снилось что-то хорошее - девочка улыбалась во сне и Эдвард даже поразился, сообразив, что некоторые обороты для своего "мысленного потрета" он явно заимствовал из книг. Ну, про "пушистые ресницы" там точно что-то было. И не раз. И про улыбки во сне - тоже... Девочка беспокойно пошевелилась, открыла мутные со сна глаза - светло-карии, напоминающие о летнем солнце и осенних листьях... Эдвард сразу же напрягся, сосредоточил внимание на лезвиях - а девочка смутилась и отодвинулась. Прошептала какое-то извинение... Перед Эдвардом никто и никогда по-настоящему не извинялся - и он только кивнул. Так, как делал всегда, когда хотел доставить людям удовольствие, но не особенно знал, чего от него ждут, кроме улыбки.

Августа взглянула на небо - и едва не ахнула. Приближался закат, алые облака заполонили небо.. Сколько она проспала?.. И сколько Эдварду пришлось сидеть неподвижно? И как она вообще ухитрилась уснуть?.. Девочка нахмурилась, вспоминая. Да, искала, да плакала. Потом что-то рассказывала, постоянно вскидывая глаза "Ты же правда не обижаешься?..". А потом как-то незаметно задремала, прижимаясь щекой к одной из пряжек на костюме Эдварда - на коже до сих пор остался след...
-Прости, - виновато сказала она. Больше ничего в голову не пришло и Эдвард кивнул, чуть-чуть улыбнулся. - Я завтра приду.
И снова быстрый взгляд "Ты же поверишь, правда?.."
Вниз пришлось бежать ибо на ужин она безнадежно опаздывала.

Эту ночь Эдвард провел на чердаке. Сегодня ему нужно было подумать, а звезды отвлекали, завораживали своей красотой и вечной, неразгаданной загадкой. Отец когда-то рассказывал сыну сказку, где звезды были всего лишь уравнением, множеством точек, сложивив которые можно было получить решение всего мира, а вместе с ним - и абсолютное понимание. Отец не верил в это, когда рассказывал, но Эдвард - поверил. Пусть с уравнениями у него было не очень хорошо, зато он отлично решал загадки. Только со звездами у него пока не получалось.
Все снова было странно. По привычке Эдвард чертил по стене и последовательно задавал себе вопросы - почему он обрадовался. Почему поверил, что завтра девочка придет. Почему позволил коснуться себя и более того, проспать у себя на коленях полдня... Самым простым выводом была родившаяся зимой привязанность, то, что он теперь не рисковал назвать "дружбой". Дружба - понятие обоюдное... Но Эдвард противился этому варианту, не хотел принимать его и думал о том, что ещё могло значить такое его поведение. Страшно не разбираться в других. Но не разбираться в себе - ещё страшнее.

На чердаке пахнет весной - ранней зеленью, растаявшим снегом и ветром. Здесь вообще всегда пахнет ветром и это дает ощущение простора и свободы. Августа, держась за раму, стоит в проеме окна и смотрит на океан. Он кажется ей огромным и прекрасным - а ведь с чердака видно совсем не так много. Огромным, прекрасным и золотым. Он манит, кажется, что до него совсем недалеко идти - только немного спуститься по горной дороге, потом свернуть на почти заросшую тропинку, прокатится по склону, продраться по кустам.. А там совсем немного по заброшеной дорожке - и выйдешь к берегу. Конечно, с отцом они порой ездили к морю - но всегда на цивильные пляжи, где было много людей и океан казался прирученным и тихим. В песке всегда был мусор, дети в воде кричали и смеялись, их родители растягивались по берегу небольшими компаниями... А Августе всегда хотелось побыть наедине с морем. Она пристально смотрит на золотой блеск воды и вдруг разворачивается - резко, так что Эдвард даже чуть вздрагивает, вскидывает подбородок - привычно, для смелости, и на одном дыхании спрашивает:
-А давай попробуем добраться до океана?
И улыбается, склоняя голову набок - таким забавным кажется ей удивление на лице хозяина замка.

По дороге идти достаточно легко и Августа быстро приноравливается к шагу Эдварда. Рюкзачок бьет её по спине, в резинках, украшенных стеклянными бусинами, играет солнце. Больше всего она боится одного - заблудится, пропустить тропку. Впрочем, это вряд ли возможно - слишком приметный куст она углядела сверху, чтобы его пропустить. Девочка рассказывает обо всем, что видит - о невзрачных серых птичках, о небольшом буераке, в котором она зимой теряла варежку, о том, что по весне просыпаются ежи и медведи где-то далеко, а вместе с ними и дриады - живые души деревьев, тоже засыпающие зимой... Она замечает, как Эдвард переодически оборачивается, поглядывает на замок - на лице его неуверенность и интерес и Августа догадывается, почему - он ведь вышел в мир, не ограниченный стенами, впервые за много лет. Тут уж кто хочешь заинтересуется и растеряется.
-Одуванчик! - девочка вдруг бросается в сторону, опускается на корточки. На лице у неё жуткий восторг и радость первооткрывателя. - Это значит - обернувшись, поясняет она Эдварду - Что весна совсем наступила!
Он подходит, опускается на колени рядом, едва слышно щелкают суставы... Цветок - желтый и маленький, очень пушистый, пахнет так, что Эдварду не с чем сравнить этот запах. Ни солнце, ни весна, ни травы... Что-то иное - теплое и тоже неуловимо желтое. Он тянется к цветку лезвием и, кажется, едва-едва касается стебелька. Но цветок уже падает, срезанный. Августа поднимает его, смотрит на огорченного Эдварда. И вдруг, потянувшись, прилаживает цветок ему в волосы. Смеется:
-Ты теперь тоже стал весенний! - восклицает она и хлопает в ладоши.
И когда они уходят - ведь нужно торопится, путь вниз долог - говорит:
-Попозже, когда их станет совсем много, я начну плести из них венки. А бабушка - делать варенье... А ещё есть такая сказка, про то, что одуванчики - младшие братья солнца. Хочешь, расскажу?..
Эдвард кивает - как всегда, когда ему предлагают что-нибудь рассказать, куда-нибудь сходить, что-нибудь сделать - только осторожнее, чтобы не выпал цветок, и девочка начинает рассказывать, легкомысленно поглядывая на небо:
-Когда-то давно маленький одуванчик выбрался из-под земли...
Дорога за словами коротка и они едва не пропускают нужный поворот.

Продираться по кустам, заполонившим старую тропку, оказывается гораздо проще, чем Августа предпологала. Эдвард просто молча вышел вперед и во все стороны полетели зеленые листья. Не приходилось отводить ветки, нагибаться и отцеплять вцепившиеся в одежду колючки - нужно было просто не отставать. А когда они прошли, тропинка больше всего напоминала живой зеленый коридор и Августе было смешно думать, как какой-нибудь взрослый забредет сюда и удивится.
До океана оставалось идти совсем не много. Ну, по крайней мере, девочке хотелось так думать.

Склон, на который их вывела тропинка, и по которому нужно было спуститься, оказался не таким крутым, как выглядел из окна замка. Августа даже облегченно вздохнула, увидев его - она ведь боялась, что придется натурально катиться - сбегать вниз. А оказалось, что вполне можно было и сползти. Если осторожно, конечно.
-Теперь потихоньку и ни обо что не спотыкаясь, - кратко проинструктировала она больше себя, чем Эдварда и первая поставила ногу на кажущийся достаточно пологим, но все-таки ненадежным спуск.
...Когда-то здесь была тропинка - но сейчас все уже заросло. Впрочем, это было путешественникам только на руку. Можно было придерживаться за кусты, притормаживать о корни деревьев и вообще спускаться с относительным комфортом. Взрослый бы посмеялся, глядя на то, как медленно и неуклюже они двигались, но ни Августе, ни Эдварду смешно не было - удержаться бы...
Где-то в середине пути они сделали короткий привал. Эдвард прислонился спиной к очередному дереву, попавшемуся на дороге, Августа зацепилась за куст и немного запыхавшись, но довольно-таки ясно говорила о том, как кстати здесь выросло это подобие леса. Или рощи. Или.. В общем, терминология важна не была. Главное, что им повезло... Только сейчас девочка поняла, как не любит тишину. Говорить было гораздо интереснее и комфортнее. А ещё она подумала о том, как они будут взбираться сюда на обратном пути и решила про себя, что стоит поискать другую дорогу.
Под конец спуска Августа все-таки не выдержала - раскрыла руки и вниз просто сбежала, лишь чудом ни обо что не запнувшись и ни во что не влетев. Это было прекрасное ощущение - ветра в лицо, почти-полета и того, что рядом есть кто-то, кому можно сказать про то, как это прекрасно. Эдвард так сделать не рискнул - спустился так, как они шли до этого.
И вот они встали рядом - запыхавшиеся. немного диковато глядящие, но вполне довольные пока и путешествием и собой. Теперь до океана и правда оставалось всего ничего.
Солнце потихоньку приближалось к зениту.

Море встречало их тихим рокотом волн и золотыми бликами на воде. Казалось, оно радо гостям и красуется перед ними - так демонстративно, словно на картинке, кипела среди валунов белая пена, такой гладкой была галька под ногами и таким явственным привкус соли на губах. Пляж был галечный - весь берег был усыпан округлыми камнями. И никого больше - только бескрайняя, беспокойная, живая синева...
В шепоте моря слышался голос вечности - "Вы живые, вы дышите, вы пришли. Но как коротки ваши жизни по сравнению с моей, как ничтожны вы по сравнению со мной..." В словах не было насмешки, только ласковое безразличие и уверенность... Море казалось живым и дышашим, оно играло, волны боролись друг с другом, шли войной на берег и откатывались без обиды, только с азартом.
Было ветрено и свежо и очень-очень хорошо.
Об этом моменте Эдвард мечтал давно - ещё с тех пор, когда отец впервые рассказал ему о том, что такое океан и показал его из чердачного окна. "Когда-нибудь ты будешь стоять у кромки прибоя и вспоминать меня - сказал тогда старик. Вряд ли он знал, что его слова окажутся пророческими... Очень многое в мире Эдварда было живым - огонь и ветры, небо и цветы. Он часто играл с ними, расшифровывал настроения и послания... Но с морем не нужно было даже расшифровывать - оно говорило открыто, шептало не уставая о самом разном. Море было просторным и отчего-то казалось, что на другом его берегу - там, за горизонтом - живут добрые люди...
Августа же нагнулась и, пошарив среди камней, вытащила на свет ракушку - небольшую, но очень красивую, витую и узорчатую. В ракушке давно уже не жил, она отливала перламутром и девочка поразилась такой удачи - за такими ракушками обычно приходилось нырять и искать их на дне, а сейчас она вдруг сама оказалаь в руках... Августа прижала ракушку к уху - и море запело в ней совсем по-другому, чем пело снаружи. В ракушке оно было тихим и умиротворенным, очень теплым и летним. А здесь и сейчас океан был настроен резвиться и шуметь. И был он холоден...

Так и прошел почти весь день - для Эдварда за молчаливым наблюдением и тихим восторгом, за ощущением соленого ветра и бесконечными морскими историями. А для Августы - за пусканием "блинчиков", поиском ракушек и игрой в салки с морем... Она не пыталась вовлечь в игру Эдварда - он был слишком зачарован исполнившейся мечтой. Настолько, что девочка решила показать ему все чудеса потом. В следующий раз. Она была убеждена, что этот раз будет. А под конец она все-таки устроилась рядом с Эдвардом и они молча смотрели, как солнце потихоньку клонится к горизонту. И эту тишину не хотелось разбить, потому что она не была ни натянутой, ни неловкой.
В этом и есть самая главная тайна - в том, что только друзья могут молчать вместе, не чувствуя ни напряжения, ни обиды. Только друзья могут заниматься совершенно разными вещами и все равно быть заодно. Только друзья могут слышать в шорохе волн одни и те же истории.

А на обратном пути, когда они, несколько усталые, но очень и очень довольные поднимались обратно к замку, им встретилась тощая рыжая кошка, с самым независимым видом сидевшая прямо посреди дороги. Была кошка золотоглазая, очень торжественная и с большими трогательными ушами. Августа сразу же потянулась к ней, забыв про усталость, подхватила на руки и принялась чесать за ухом. Кошка милостиво мурлыкала и вид у неё был такой, словно она ждала на этой дороге именно девочку и Эдварда - и теперь, когда встреча состоялась, была совершенно довольна собой. Эдвард тоже кошкой заинтересовался - посмотрел ей в глаза, улыбнулся, но погладить не решился. Впрочем, кошка от него ничего подобного и не требовала. Ей хватало и того, что ею молча восхищаются.
Кончались эти гляделки тем, что дальше они поднимались уже втроем.

А ночью кошка, мурлыкая, лежала у Эдварда на коленях и было ей абслютно начихать на ножницы.
Положительно, она была странная.

"-Люди это совсем не так страшно. Особенно если с ними не надо долго общаться... Когда-нибудь мы сходим на атракционы, правда?.. Если что, я буду говорить, что ты участник шоу масок и изображаешь маньяка, которого пятьдесят лет назад застрелила полиция. Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты узнаешь, как это может быть весело. Какой вкус у сахарной ваты, как здорово отпускать воздушные шарики и как громко можно кричать на русских горках...
Ему хочется поверить, но одновременно - и грустно улыбнуться и покачать головой. Этого не будет, потому что не может быть никогда. Слишком страшно, слишком неуютно среди людей. Слишком много взглядов и непонятного, неприятного смеха...
А Августа болтает ногами, лежа на кровати и мечтает вслух о том, что будет когда-нибудь.
-А ещё тебе бы понравились поезда, - говорит она и жмурится, совсем как кошка, устроившаяся у неё на спине - Они похожи на бесконечность. Однажды я ездила к бабушке на поезде, когда у папы сломалась машина. Это было здорово. Они большие, пахнут железом и пылью и ни одному человеку столько не пройти за всю жизнь, сколько проезжает за свою самый обычный паровоз.
Эдвард вспоминает, как отец читал ему заметки о том, где и как строят железные дороги. Старик-изобретатель тогда дергал себя за ус и довольно говорил: "Прогресс это то, чего я всегда ждал. Вот же, и на мою долю выпало паровозы застать..." А потом он улыбался с затаенной гордостью и говорил: "Однажды и про тебя напишут в газете. Обязательно". Тогда Эдвард ему верил. Он тогда верил вообще во все, что говорил отец.
-А ещё, наверное, хорошо здесь встречать рассвет, - Августа переводит взгляд на окно, за которым поют птицы и шелестит листьями невидимый с её места старый клен - Я попробую отпросится у бабушки на ночь. Попрошу Такери-Такери, он меня прикроет... Такери-Такери - мой здешний друг - поймав недоуменный взгляд Эдварда, поясняет она - Он мне всегда помогает, если что-нибудь случается... Мы разведем костер и я в самый первый раз смогу смотреть на звезды целую ночь. А костры разжигать меня папа учил. - объясняет она свое необычное умение и самокритично добавляет - Только я не знаю, получится ли без него... Но попробовать ведь можно?..
-А мне сегодня снились руки - вдруг неожиданно для себя говорит Эдвард и даже удивляется, как это смогло вырваться - Обычные... С тонкими пальцами и браслетом... И шел снег.
-Это был грустный сон? - мгновенно посерьезнев спрашивает девочка. Кошка на её спине недоуменно поднимает ухо, почуяв изменения в тоне голосов.
-Нет - отвечает Эдвард на вопрос и понимает, что это правда. Сон не был тоскливым, напротив, он был счастлив в этом сне. Но пробуждение принесло такое разачарование, что лучше бы никогда не было того счастья. - Он был фиолетовым.
Может быть, ему кажется, но в глазах у девочки - понимание. Быть может, ей тоже снились сны, где фиолетовым кажется все?.. Фиолетовым, холодным и отчего-то уютным?..
Августа перекатывается на бок, кошка спрыгивает с её спины и недовольно чешет за ухом. Похоже, что таким образом она выражает общее презрение к невежливости людей. Кошка вообще ведет себя в замке, как хозяйка - а ведь появилась она в нем всего только вчера!
Августа тянется к рюкзачку и, покопавшись, выуживает из него баночку с красочной этикеткой - фиолетовым драконо-динозавриком в ромашках. Девочка удобнее садится на кровати и, озорно прищурившись, открывает баночку. Эдвард даже не особенно понимает с первого раза, что и как она делает - но вскоре к нему уже летит большой радужный пузырь. Переливается и отражает все вокруг...
-Это называется "мыльный пузырь" - любуясь восторгом Эдварда поясняет Августа и спрашивает, качая туда-сюда ногой в черном ботиночке с рязвязанным шнурком - Хочешь, научу пускать?..
Конечно же, Эдвард соглашается - он и понятия не имел, что пузыри возможны – такое своеобразное маленькое чудо, радуга без дождя. Он тянется к одному из них лезвием – и пузырь лопается от прикосновения, взрывается брызгами… Девочка смеется, запрокинув голову, она любит пузыри и любит удивлять – два удовольствия слились сегодня в одно...
Вскоре они уже сидят рядом, на полу и пускают пузыри по очереди - Августа подносит пузырепускалку к губам Эдварда и он выдувает целое облачко небольших радужных сфер. Весь чердак полон ими и пахнут они - половина какао - потому что Августа за завтраком пила именно его, а вторая половина - чем-то неясным, немножко отдающим металлом, но очень приятным. Девочка успевает назвать этот запах запахом сказки. И, конечно, цели она достигла - Эдвард отвлкся от грустных мыслей про нормальные человеческие руки, занялся новым, интересным делом...
А кошка неодобрительно смотрит на них и махает на пузыри лапой.

Лапы мягкие, тени длинные
Шерсть пушистая, сны картинные.
Глаза золотом, когти платиной
Поиграй со мной, позови меня...

Рыжая Кошка крадется по саду. Здесь тепло, лунный свет заливает всё вокруг, делает серебряным, нестрашным и нереальным. Здесь Кошка чувствует себя как дома. Просторно, тихо, есть вкусные птички и удобная ветка клена, на которой хорошо спать.
Это ведь только кажется, что у кошек нет никаких дел. На самом деле - они очень занятые существа. Рыжая Кошка уже два дня изучает свой новый дом. Она облазила все укромные уголки, вдоволь надышалась пылью и облюбовала себе пару уютных местечек. Она обошла сад и запомнила, где какое гнездо. Она побывала на крыше и успела уже перемигнуться с луной - "Я здесь. Я никуда не делась, просто теперь буду здесь".
Рыжая Кошка узнала своих новых хозяев чуть больше, чуть лучше, чем в начале. Маленькая хозяйка - всего лишь человеческий детеныш. Но она умеет ласково гладить кошачьи уши и носит с собой еду в сумке за плечами. Она уже угощала кошку мясом. И спать у неё на спине- удобно. Взрослый хозяин - странный. Он пахнет не так, как пахнут все люди и вместо рук у него опасные острые штуки. Кошка успела уже обнюхать их и прийти к выводу, что за поглаживаниями - не сюда. Хозяин - не человек, наверное, но Кошке он симпатичен. Он удивляется и радуется от самых простых вещей, от того, за что люди Кошку обычно пинали. Ей нравится лезть к нему на колени, тереться по ногам и всячески выказывать свое расположение.
Кошка обрела новый дом совсем нечаянно. Старая хозяйка, глупая и злая женщина, выселила Кошку из прежнего дома. Конечно, Кошка обиделась на неё и ушла, гордо задрав хвост. А потом она просто пошла за солнцем и именно по дороге на закат её и встретили новые хозяева. Подняли на руки и не прогнали потом, когда она увязалась за ними.
В старом замке Кошке уютно. Здесь нет людей, нет других кошек и можно спокойно охотиться и считать территорию своей. Кошка уже решила, что будет здесь жить.
Она крадется по саду к крыльцу и вспоинает - как осторожно двигался хозяин в присутствии маленькой хозяйки, как аккуратно та играла с ним, как лопались от касания когтей радужный пузыри, которые пускали хозяева и как вечером хозяин взялся за работу и играючи выстриг из куста кошкину двойняшку. Это Кошке понравилось и она окончательно убедилась в правильности своего решения.
Рыжая Кошка взбегает по ступенькам на чердак. Хозяин смотрит на неё, мимолетно отвернувшись от окна, и Кошка с мурлыканием взбирается ему на плечо - благо она меньше и легче, чем многие другие её сородичи. Около часа она проводит с ним. Они смотрят на огни внизу и Кошка фыркает и отмахивается лапой, когда в нос лезут пряди хозяйских волос.
Но во-первых, у неё есть дело. Во-вторых, хозяину лучше не позволять уж слишком больших вольностей, иначе он привыкнет к подобострастию, а людям это противопоказано. И потому Кошка спрыгивет на пол.

Кошка на крыше лениво помахивает хвостом и смотрит на восток.
Светает.

Ступает неслышно, ищет, где тише
Где-то под крышей, а может и выше...
Ветры играют, луну качают
Кошка из замка рассвет встречает.

Закат - теплое золото и алое марево. Говорят, что смотреть на закат - отдавать свою силу. Но ни Августа, ни Эдвард в это не верят. Они играют в шашки на полу, в пятне красного закатного света, но игра не идет, оба рассеяны и задумчивы.
Августа завтра уезжает - каникулы незаметно кончились за чтением и сказками, за походом к морю и мыльными пузырями, за играми с кошкой...
Кошку, кстати, окрестили Серво. Имя было цыганским и вообще мужским, но Августе она так нравилось, что она решила, что это, в конце концов неважно. Сама же кошка не возражала. Она вообще редко возражала - и когда её брали на руки, и когда кормили супом, и когда давали имя... А сейчас новонареченная Серво бродила вокруг доски и все старалась укатить какую-нибудь шашку и спрятать её. Августа шикала на неё и отпихивала, но кошка не успокаивалась. Судя по её действиям, ей хотелось, чтобы выиграл Эдвард.
А тому, похоже, было все равно. Он двигал шашки машинально и девочка, видя это, не спешила радоваться победам. Обоим грустно и как-то неуютно.
Шашки - игра простая. Эдварда учил играть ещё отец - ему хотелось, чтобы сын был всесторонне развит. Шашки, шахматы, карточные игры... В те редкие дни, когда старый изобретатель не был сильно занят, они порой играли. Выигрывал чаще Эдвард.
А потом отец умер и играть стало не с кем...
В замке чувствуется дыхание тишины - она ещё не пришла, но когда девочка уйдет- придет обязательно. Равно как и пустота... Врочем, ожидание - это тоже радость, способная развеять и пустоту, и мертвенность тишины.
Только в последний вечер помнить об этом сложно.
Они прощаются быстро - потому что по мнению Августы это можно делать только так - резко и легко, долго не повторяя "до свидания" и "Береги себя". Просто один раз сжать лезвие в подобии пожатия - ведь обнять Эдварда девочка больше не рискнет - потрепать кошку за ушами и вниз по лестнице, по саду, по дороге...
Предстоящие три месяца в этот вечер кажутся вечностью.

"Полторы недели - писала девочка в дневнике, устроившись вечером на постели и болтая ногами по давней привычке - Этого мало. Хочу вообще тут жить. И чтобы каждый день наверх. И как он будет кормить Серво?.. Он хороший. Только слишком вздрагивает от моих движений... Дневник, а дневник, вот что мне делать? Я скучаю по папе, и по маме, бабушка беспокоится, а домой мне не хочется... И Такери-Такери здесь и тоже удивляется... Тут есть школа?.. Надо спросить у бабушки. И про ночевку в замке - тоже. Вырасту - точно здесь поселюсь. Буду работать.. Кем-нибудь... И подниматься. Иначе ему будет совсем скучно."
Выходило обрывочно и Августа сердилась на себя. Однако по-другому не получалось.
"А как я ему объясняла про каникулы, про школу, про родителей.. Он ведь никогда не сталкивался со всем этим! Я пыталась представлять, как это - не получается. Но мы все-таки договорились, когда я приеду в следующий раз. И что никогда его не брошу, если только чего-нибудь не случиться... А может, взять Серво с собой?.. Нет, мама не разрешит, да она и не захочет... А за окном темно и завтра уезжать... А как мы сегодня прощались... Я бы заплакала, только не получилось. Стыдно. Он-то не плачет... И Серво с нами сидела. Может она поняла, что я уезжаю?"
Августа откладывает ручку. Ей совсем не нравится, то, что получается - бессвязный бред, по которому через несколько лет и не вспомнишь, что же все-таки было.
"Ничего - говорит она себе и улыбается - У меня хорошая память..."

А в замке Рыжая Кошка катает по полу все-таки утащенную шашку и всячески привлекает к себе внимание - как всякая уважающая себя кошка она чувствует настроение хозяина и сейчас считает, что его надо срочно менять.
Шашка укатывается в какую-то щель, отправленая туда метким толчком пушистой лапы, и Кошка забирается к хозяину на кровать, прижимается к нему теплым боком и думает, что предположения были правильны - маленькая хозяйка ушла надолго, хорошо если не навсегда. Ещё она думает, что на крышу сегодня не пойдет - есть дело важнее.

@темы: Фанфикшн

---

Удачное приобретение (продолжение)

[+Lupa+]

Начало
Продолжение от 17.08
Продолжение от 29.08
Продолжение от 09.09

* * *

Я встрепенулась.

- Давай-ка в мастерскую. Да поживей! – И, уцепив Эдварда за локоть, поволокла вниз по лестнице.

По счастью, мастерская находилась в задней части дома, поэтому туда работяги должны были заглянуть в последнюю очередь. Если, конечно, Ларри уже не завелся – в таком случае он рванет туда, теряя тапки. Пристроив Эдварда на верстаке, я огляделась, отыскала взглядом какую-то ветошь и на всякий случай прикрыла его до подмышек.

- Ну, все, теперь жди. Услышишь, что кто-то подходит, закрывай глаза. Если хочешь, можешь накрыться с головой – вряд ли кто-то, кроме меня и Ларри, будет тут хозяйничать без спросу. – Напоследок я слегка сжала ладонью его плечо. – Не бойся, ладно?

Он чуть повернул голову и взглянул на меня. Я знала, что он боится – всех этих посторонних людей и предстоящего ремонта – но ничем не могла ему помочь. Только приободрить немного. Я улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в лоб. Неожиданно Эдвард вернул мне улыбку.

- Я постараюсь.

Спустившись с холма, я увидела, что вся площадь перед ним уставлена трейлерами и грузовиками, а группа работяг под руководством какого-то дылды в оранжевой кепке аккуратно снимает с петель уцелевшую створку ворот. Вторую створку я заметила в кузове одного из грузовиков. Оперативно они, однако.

- Принцесса! Как же я чертовски рад тебя видеть!

Я едва успела повернуться, как на меня налетело сто с лишним килограммов ожившей энергии.

- Здравствуй, Ларри! – я обняла его в ответ. – Ты, никак, похудел? – пошутила я, сопроводив свои слова дружеским тычком в обширный живот.

- А как же! Спорт, здоровый образ жизни – все, как полагается.

Ларри по-хозяйски облапил меня за талию и махнул рукой в сторону работяг.

- Вон та цапля в бейсболке – твой прораб Дик. Не смотри, что он все время хмурый, он свое дело знает.

- Угу. – Я подошла к воротам. – Здравствуйте.

- Хозяйка? – сумрачно поинтересовался Дик. Я кивнула. – Все бумажки в порядке? – Я снова кивнула. – Тогда ладно. Идемте, покажете мне участок. Парни! – Он повернулся к рабочим. – Вторую створку тоже в машину тащите. И проверьте остальную ограду. Если что – снимайте и несите сюда же. А прорехи затягивайте рабицей. Сюда шлагбаум поставите и мойку на въезде, как обычно. Ну, не мне вас учить.

Дик махнул мне рукой, мол, ведите, и я повела их с Ларри наверх. При виде сада Дик поцокал языком.

- Я так понимаю, кусты вы хотите сохранить?

- Конечно! – горячо воскликнула я.

- Тише, тише, - он поморщился. – Они будут мешать. Предлагаю те, что в центре, выкорчевать и временно поместить в кадки либо пересадить поближе к ограде, а остальные закутать в сетку, чтобы их не повредило во время ремонта. Вы ведь понимаете, что тут будут кран, экскаватор, разные грузовики?

Я тяжело вздохнула.

- Понимаю. Кстати, насчет кранов: я не уверена, что он сможет сюда взобраться. Дорога узкая и извилистая, а прокладывать прямую я не хочу.
Дик оценивающе воззрился на дорогу, отлично просматривающуюся с вершины холма.

- Сможет, - сказал он, наконец. – Я подгоню такую модель, которая проедет тут. Кран небольшой, но огромный и не нужен. Думаю, начнем возводить леса уже сегодня, пока светло, - без всякого перехода закончил он.

- Так скоро? – удивилась я.

- А чего зря время терять? – вмешался Ларри. – Идемте лучше в дом, покажешь нам свой дворец. – Он захихикал. – Наконец-то моя принцесса обзавелась настоящим дворцом.

Я улыбнулась. В чем-то Ларри был прав. Хотя насчет принцессы промахнулся – в этом заколдованном замке жил принц. Который как раз сейчас лежал в мастерской и, наверное, с трепетом прислушивался к доносящимся снаружи звукам.

На крыльце Дик обернулся и указал на статуи на ограде.

- Их тоже хорошо бы снять на время работ, а то не ровен час побьют к чертям собачьим.

Я с грустью подумала, что с началом ремонта дом окончательно утратит свое очарование. С другой стороны, нельзя построить новое, не разрушив старое… да и не навсегда же это все. Закончится ремонт – и все статуи и кусты вернуться на прежние места. Пожалуй, будет еще лучше, ведь и дом, и Эдвард станут, наконец, целыми.

Я снова вернулась мыслями к Эдварду. Никак не могла отделаться от этих мыслей – они кружили, словно чайки над дохлой рыбой.

- Детка, ты слышала, что я сказал? – ворвался в мои размышления голос Ларри. – Какая-то ты рассеянная.

- Прости, я просто задумалась об автомате, - ответила я, ни разу не покривив душой.

- А-а-а… Тот, которым ты меня сюда заманила? Я и сам горю желанием поскорее увидеть его. Но сначала дом.

Я встряхнула головой.

- Конечно.

Мы обошли почти весь дом. Дик то и дело задавал вопросы и что-то черкал в маленьком потрепанном блокноте. Он спрашивал сухо, сжато и по существу. Вообще, мой прораб производил впечатление довольно угрюмого человека, но, несмотря на это, он мне нравился. Меня до крайности поразили его вопросы: не знаю ли я, откуда брали камни и черепицу для строительства, нет ли где поблизости развалин, которые распродают по частям, где хозяева заказывали окна… Я ничего этого не знала.

В конце концов, мы вернулись в холл, и Дик повернулся ко мне.

- Понимаете, - начал он, - этот дом явно строился по индивидуальному проекту. Здесь это большая редкость. Поэтому было бы кощунством реставрировать его, используя новые материалы. Они будут смотреться, как заплаты, даже искусственно состаренные стропила… их искусственность бросается в глаза. Но если найти места, откуда брали материалы для постройки, возможно, удастся восстановить дом в первозданном виде. – Его глаза затуманились… а я слушала его с радостным удивлением. Похоже, в душе этого угрюмого долговязого строителя жил настоящий художник и фанат своего дела. – Я чрезвычайно рад, что Ларри позвал меня. Этот дом вполне может оказаться моим лучшим проектом.

Мы договорились вместе поехать на следующий день в местную администрацию и комитет по строительству, чтобы поднять архивы и найти производства, с которыми сотрудничали при возведении дома, а заодно договориться об отведении сюда коммуникаций – электричества, водопровода и канализации – от основных магистралей.

- Пока хотя бы времянку от сети пробросить – пояснил Дик, - иначе мы просто не сможем работать. На всякий случай я пригнал передвижную электростанцию, но ее использование влетит в копеечку. Ладно, я пошел к своим ребятам.

- Ну? Я же говорил, что он мировой мужик! – прогрохотал Ларри, когда за прорабом закрылась дверь. – А теперь веди меня к своему автомату.

Мы вошли в мастерскую. Свет послеобеденного солнца почти отвесно падал сквозь высокие окна, расчерчивая пол и стеллажи на квадратики – в тех местах, конечно, где в окнах сохранились старые рамы. Дожидаясь Ларри, я освободила тут место, выкинула все ржавое и сломанное и даже подмела пол и смахнула пыль.

Эдвард лежал там, где я его оставила. Он не стал прятаться под ветошь, но глаза закрыл.

- Долбать мой лысый череп! Габи, что ЭТО? – Ларри присел, упираясь руками в колени, и изумленно воззрился на «автомат».

- Я не знаю, - честно ответила я. – Но он работает. Смотри.

Я подошла к верстаку, похлопала Эдварда по колену и скомандовала:

- Согни ногу.

Он медленно согнул ногу, да так и остался, вновь навевая мне невольные ассоциации с «Терминатором».

- С ума сойти! - Ларри выпрямился, подошел поближе и склонился над верстаком, едва не уткнувшись носом в живот Эдварда. – На чем он работает? Откуда он взялся? Кто его сделал? И зачем ему лезвия? – засыпал он меня вопросами.

- Я так и не поняла, на чем он работает, - призналась я, – а нашла его здесь, в доме. Похоже, его сделал прежний владелец. Ты видел агрегаты в холле – думаю, он был изобретателем. Лезвия… наверное, это должен был быть робот-садовник, - ляпнула я первое, что пришло на ум. - И знаешь что, Ларри? – Я взяла его за плечо и развернула к себе. – Этому роботу больше ста лет, и он все еще функционирует, представляешь?

Ларри выглядел потрясенным.

- Если так, то… этот изобретатель был… гением. Сто лет! До сих пор работает! Да у меня стиральная машинка через год вышла из строя! – Он смущенно улыбнулся. – Пришлось поправить в ней некоторые узлы.

Я помялась немного, но в итоге решилась и подошла к покалеченной руке Эдварда.

- Есть кое-что еще, - медленно начала я, - не знаю, как изобретатель это сделал, но… вот.

И я чуть приоткрыла зажим на «сосуде». Несколько густых красных капель упало на деревянную столешницу. Ларри недоумевающе следил за моими манипуляциями.

- Детка, что это за дрянь? Топливо? Смазка?

- Кровь, - просто сказала я.

Глаза Ларри едва не выкатились от изумления.

- Брешешь!

Я покачала головой.

- Можешь попробовать.

Он, как и я в тот раз, макнул палец в жидкость, понюхал и осторожно лизнул.

- И правда, похоже на кровь… Что, твою мать, это значит, а?

- Думала, ты скажешь, - вздохнула я и снова похлопала Эдварда по ноге. – Опусти ногу.

Эдвард выпрямил ногу и плавно опустил ее на верстак.

- Обалдеть! Да я сам готов отдать руку, только чтобы поковыряться у него в голове.

- Нет! – поспешно выкрикнула я. – Голову трогать не смей!

Ларри нахмурился.

- Тогда что с ним делать?

Я подняла отрезанную руку Эдварда и показала Ларри то, что осталось от ее содержимого.

- Остальной механизм выглядит немногим лучше. Его нужно перебрать и заменить все изношенные детали. Кроме тех, что в голове, - поспешно добавила я.

- А как быть… с ней? – Ларри указал на пережатую трубочку.

- Я уже размышляла на этот счет. Не знаю, зачем нужны трубки с кровью и почему она не портится, но проверять, что будет, если их убрать, что-то не хочется. Знаешь, я тут находила книги по алхимии… может, это оно?

- Ты еще Дэна Брауна мне вспомни! – захохотал Ларри. – А лучше – Индиану Джонса! Это у них все тайные общества да эликсиры жизни.

Я рассердилась.

- В любом случае, прежде чем его ремонтировать, нужно извлечь все сосуды и заменить их новыми. Думаю, нужно взять пластиковые трубки с металлической оплеткой, чтобы служили дольше.

Ларри почесал в затылке, обошел верстак кругом – и вдруг припал ухом к груди Эдварда. Не знаю, как Эдварду удалось остаться неподвижным. Я - так подпрыгнула чуть ли не на метр.

- Там внутри что-то есть, - довольно сказал он, наконец. – Что-то, очень похожее на двигатель. Должно быть, это он гоняет кровь. Вопрос: как мы будем отключать робота и будем ли, учитывая, что обратно он может и не включиться?

- Ни в коем случае! – заявила я. – Отключать мы его не будем.

- Тогда как мы переберем двигатель? – Ларри выразительно постучал по пряжке на поясе Эдварда.

- А может, его и не придется перебирать? – неуверенно предположила я.

- Ага, все остальное износилось, а та часть, на которую приходится самая большая нагрузка, осталась, как новенькая. Ты послушай себя, Габи! Я-то думал, что разговариваю с умным человеком…

- Ну… тогда придумай что-нибудь… Ты же лучший механик побережья! – Я сделала умоляющие глаза и выпятила нижнюю губу.

Ларри расхохотался.

- Ах, ты, лиса! – Внезапно его глаза загорелись. – Знаю! У меня в грузовике лежит новый двигатель от газонокосилки. Чистый, понимаешь, без топлива. Одна смазка. Мы его возьмем, подсоединим к аккумулятору, и пока будем разбираться с его собственным двигателем, перебросим голову с сосудами на двигатель от газонокосилки.

- А получится? - засомневалась я.

- Ты же обратилась к лучшему механику побережья, - хитро ухмыльнулся Ларри и с невероятной для его габаритов скоростью полетел к выходу, бросая на ходу, - я позову ребят, пусть принесут все необходимое, а ты пока снимай с него чехол… футляр… короче, эту черную халабуду. Надо успеть разобрать его засветло! – донесся зычный голос Ларри уже из коридора.

Эдвард открыл глаза.

- Вот и все. Теперь отступать некуда, - я снова сжала его плечо.

- Если… если ничего не получится…

- Все получится, - прошептала я с уверенностью, которую очень бы хотела испытывать. – Ты же слышал – лучший механик побережья будет тебя ремонтировать. Он справится.

Эдвард смотрел на меня своими темными глазами, казавшимися янтарными в свете весеннего солнца, а я чувствовала себя мухой, попавшей в этот янтарь.

- Я не боюсь, - наконец сказал он. – И если я... все равно спасибо тебе. Хорошо, что ты купила мой дом.

Я на секунду опустила веки, чтобы унять взметнувшуюся бурю эмоций. Потом взглянула на Эдварда, снова прямо в глаза, в которых сейчас читалась лишь покорность судьбе и благодарность мне – мне, которая нарушила весь уклад его жизни, собиралась едва ли не разрушить его дом и разобрать его самого… а, быть может, убить… Я выдержала этот взгляд.

- Ты не умрешь. Даю слово.

И принялась расстегивать ремешки на его костюме.

@темы: Фанфикшн

---

За сказкой

[Белая Ворона]

Название: За сказкой.
Автор: Белая Ворона
Бета: нет
Фандом: Эдвард Руки-ножницы
Рейтинг: PG-13
Размер: мини. Пока или вообще - разберусь по ходу написания.
Персонажи: Эдвард, Августа.
Жанр: с этим пунктом всегда были проблемы =.=
Дисклеймер: Всё - Бертона. Ни на что не претендую. Хотя Августа, обобщенное умное дитя, все-таки большей частью моя...
Статус фанфика: В процессе
Примечание автора: первое: если буду завираться по канону - поправляйте. Ибо пишу на вдохновении и не всегда потом вспоминаю, как оно все по-настоящему было... Второе: автор посмотрел внучке Ким в глаза, послушал её вопросы после рассказа и понял: это дитя на месте сидеть не станет. Ибо чревато умным детям рассказывать такие сказки. Потому автор взял и назвал дитя Августой. А потом пошел следить, что же будет дальше.
Размещение на других сетевых ресурсах: предварительно известить автора. Она не верит, что кому-то захочется, но привыкла не пропускать этот пункт.


...На утро, когда Августа проснулась, снова шел снег. Пушистый и мягкий, засыпал весь двор, кружился в воздухе в затейливом хороводе. Это было так здорово - лежать и смотреть на снег, что девочка не спешила вырывать себя из полудремы, обрывать состояние сонливой мечтательности. Тем более сегодня начинались рождественские каникулы, а это значило, что ни в какую школу идти не надо. И глупый Майк не сможет приставать, и не нужно давится отвратительным супом из столовой и домашние задания можно забыть... Бабушка твердила, что первый класс - это совсем просто и все сложное начнется потом. Августа слушала её, соглашалась, но считала, что самой что-то искать гораздо интереснее, чем всем классом. В классе, в конце концов, слишком много врагов...
Почему так получилось - она не знала. Может потому, что бабушка уже научила её и читать, и писать, и её сразу же окрестили "выпендрежницей"?.. А может быть потому, что она не больно-то любила общие игры и не шла играть в догонялки.
Так и вышло, что к восьмому году жизни было у девочки всего двое друзей - зато проверенных, надежных... Пусть и из параллельных классов.
Снег за окном набирал силу, скоро не станет видно дома миссис Прюэт, всё скроет сплошное белое марево. Августа беспокойно приоткрыла один глаз в полудреме - её кольнуло воспоминание - её вчерашнее "Откуда берется снег?" и долгий бабушкин рассказ. Несправедливый рассказ, грустный...
...Замка на горе из окна, конечно, видно не было. Августа пристроилась на подоконнике и попробовала вспомнить, когда она в последний раз смотрела на замок - и не смогла. Дети рассказывали друг другу страшные истории о призраках, шептались о том, что если подняться по заброшенной дороге и качнуться на старой, скрипучей, половине ворот - будешь удачлив во всем целую неделю. Но при этом смотреть на замок считали плохим знаком и уже много лет даже отчаянные мальчишки не больно-то рвались геройствовать и доказывать собственную смелость. Рассказы становились легендами...
Потрескивали дрова в камине, тикали на стене часы и делать было совсем нечего. Только думать о странном существе из бабушкиного рассказа. Августа была девочкой совсем неглупой для своего возраста и, конечно, подозревала, что бабушка все выдумала. Взрослые ведь часто выдумывают, чтобы занять детей. Но при всей своей "неглупости" она была все-таки ребенком и ребенком жалостливым.
"А что если - думала она, болтая босыми ногами - Что, если это все правда? Там же, наверное, жутко холодно и одиноко. И нет такого камина, как у меня. И бабушки нет. И ничего нет. Даже школы и глупого Майка".
От таких мыслей становилось зябко - благо воображением боги девочку наделили со всей щедростью. Августа повозила пальцем по стеклу, покачала пятками и, решившись, спрыгнула на пол. Сборы предстояли нешуточные.

Что нужно, чтобы добраться зимой от дома в замок на горе?
Приученная мыслить логически и по порядку, Августа поставила себе именно такой вопрос и теперь, лежа на ковре, задумчиво грызла карандаш и пристально разглядывала пустой листок.
"Будем рассуждать по порядку - говорила она себе, прищурив один глаз и глядя на огонь - Карта, как у настоящих путешественников это, конечно, очень здорово... Но не нужно. Там всего одна дорога"
Девочка крупно нацарапала на листке слово "карта" и тут же перечеркнула его.
"Вот теплая одежда -это правильно. И пусть шарф противный и кусачий, а варежки постоянно теряются, но в них хотя бы не будет холодно"
"Шарф, варежки, шапка" - появилось на листке. Августа удовлетворенно качнула головой и стала думать дальше. Ей доставлял удовольствие процесс сборов. Равно как и осознание того, что это не бабушка заставит одеваться, а она сама. По своему решению.
"Рюкзачок. А в него - еды. Термос с горячим супом, бабушкины пирожки.. Он же там наверняка голодный"
"Рюкзак. Еда" - пополнился список.
"Ещё, конечно, телефон... Лучше бабушкин, она не сразу хватится. А ещё - йод и ватку..."
Мозговой штурм шел полным ходом и вариант, что бабушка могла все придумать, задвинулся куда-то далеко. Начав активную деятельность, Августа словно признала, что всё это правда и не допускала ни одной мысли о возможном разочаровании.
Потому что, что может быть увлекательнее поиска сказки?

Ночью, уже собрав и задвинув под кровать рюкзачок, уже выслушав бабушкину вечернюю сказку - другую, короткую и знакомую, уже потушив свет, Августа подошла к окну и, забравшись с коленями на подоконник, засмотрелась на снег. В темноте он был почти не виден, но ведь темнота никогда не бывает полной. Белые, словно светящиеся хлопья, слетали к земле медленно и торжественно, без обычного суетливого мельтешения.
-Я завтра приду - сказала девочка, прижимая ладошки к стеклу - изморозь от этого начала оттаивать - Сделай, пожалуйста, чтобы снег не шел. Иначе меня не пустят...
Снежинки за окном продолжали танцевать - неспешно и плавно.

А утром за окном светило солнце. Яркое зимнее солнце, котроое не греет, но заставляет ослепительно блестеть снег. Весь мир становится огромным проводником света, ярчайшим белым камнем, на который больно смотреть...
Августа проснулась от того, что солнце светило ей прямо в глаза. Сначала она ворочалась, потом прикрыла глаза рукой, а потом - резко подскочила на кровати, поняв - солнце! Снега нет!
Для девочки это значило одно: её замысел угоден богам и всё пройдет успешно. Сказка найдется.
Вообще о Боге в восемь лет Августа имела слабое представление. Бабушка её особенно набожной не была, мать - тем более, а отец пропадал на работе и когда по воскресеньям все-таки играл с дочерью - им было точно не до веры. Потому в голове у девочки царил полнейший кавардак, в котором смешивались самые разные религии и пантеоны. Солнце значило, что её услышали те, кто живет на небе, что они не против. Если бы шел снег - Августа бы никуда не пошла. Для неё это было бы предзнаменованием неудачи, не услышанной мольбы.
-Бабушка, я гулять! - это ведь даже и не ложь. Со лжи настоящее дело не начинают и с воровства тоже - потому термос с супом, пирожки и шоколадка вытребованны у бабушки ещё с вечера. Кажется, Августа сказала ей, что идет с друзьями в поход на весь день - и это тоже не было ложью. Разве что друзей в её походе не будет...
-Возвращайся засветло, милая.
И вот уже бьет в лицо ослепительный солнечный свет, и закрывается со стуком дверь за спиной, и скрипят по снегу сапоги, оставляя первые следы...
Приключение начиналось просто замечательно.

Ворота на горную дорогу были распахнуты - всегда были распахнуты, сколько Августа себя помнила. Обычно она совершенно не обращала на них внимания, но теперь присела на корточки и руками в варежках разгребла снег - так, чтобы стало видно лежащую на земле решетку. Простую металлическую решетку, тронутую ржавчиной. Девочка стянула с правой руки варежку и погладила ледяное железо. Время потихоньку приближалось к одиннадцати часам, а идти все ещё было далеко.

Постепенно в сапожки набивался снег - ведь по дороге к замку никто не ходил уже очень долго и снега здесь намело порядочно. И утаптывать его было некому. Ноги увязали, рюкзачок с каждым шагом казался всё тяжелее и шарф, до этого просто болтавшийся на шее, пришлось завязать и натянуть на нос - почему-то становилось холоднее. Августа уже успела несколько раз упасть, оскользнувшись, и только ярко светившее с неба солнце поддерживало в ней веру в удачный исход подъема. Для взрослого дорога крута не была, но ребенку идти было тяжело. За прошедшие годы все здесь почти заросло, летом буйствовали кустарники и травы и сейчас они цеплялись за ноги, стоило только чуть ошибиться с выбором пути...
Во время одного из падений Августа потеряла варежку, а к полудню, устав, села в снег, объявив самой себе привал. У бабушки в рассказе подъем до замка был совсем короток, но она ведь бежала, к тому же не по снегу, к тому же дорогу ей было отмечать особенно некогда - успеть бы...
А замок был красив. Это Августа поняла, всё-таки решившись поднять на него взгляд. Статуя оленя, горгульи какие-то.. До ворот оставалось не так уж много, замок нависал почти над самой головой и, перекусив кусочком шоколадки, девочка выбралась из успевшего уже сформироваться под ней снежного кресла, и пошла дальше. Нос у неё мерз все больше.

Ворота подались толчку усталых рук неохотно - за зиму их ни разу не открывали, пришлось сначала уравнять снег у створок, а потом потянуть как следует, чтобы образовалась щель, достаточная, чтобы пролез ребенок. У ворот замка снег был - а внутри - Августа удивленно оглядывалась - почему-то не было. Здесь преспокойно росли какие-то кусты и правда оформленные в зверей... Что ж, в этом действительность с бабушкиным рассказом совпадала. Теперь нужно было только подняться на крыльцо, а потом по лестнице... "А что потом?- вдруг спрсила у себя девочка, походя стараясь дотянуться и погладить по носу куст-оленя. И тут же ответила, как могла уверенно, копируя бабушкины интонации - А там - как получится".
К слову сказать, до куста у неё дотянуться не вышло.
Но она не расстроилась.

...В замке было совсем ненамного теплее, чем снаружи. Августа проскользнула в высокие двери и замерла, настороженно оглядываясь. Всё здесь заросло пылью и паутиной - "Конечно, ведь его никто не учил убирать - думала девочка, разглядывая какие-то механизмы, огромную старинную люстру и некогда узорчатый пол. Лестницы, и какие-то двери.. Самыми интересными здесь казались механизмы, даже захотелось подобраться к ним и исследовать, но Августа напомнила себе что, "тот, кто позволяет себе отвлекаться от дела - никогда не сможет его закончить" - так говорила бабушка - и, удобнее перехватив рюкзачок, продолжила осмотр. Это, наверное, когда-то была вешалка. А эти странные, серые чудища - всего лишь обычные зачехленные кресла...
Серость, одиночество и пустота казались в замке полноправными хозяевами. Живое, мыслящее существо, трудно было представить жившим здесь долгие годы. Жившим - и не сошедшим с ума. Замок готовился умирать - много лет он думал только о смерти и эта тяжелая мысль давила на плечи, гнула к полу. Августа поежилась - она чувствовала, непостижимым детским чутьем, настроение замка и если взрослому здесь просто было бы неуютно - то ей стало тоскливо и немного страшно.
"А как здесь жить?.. - мелькнуло в голове.
День за днем, ночь за ночью, впитывать дряхлость и уныние каменных стен...
А на полу видны были следы. Не четкие, оставленные достаточно давно, но все же следы. И Августа, как заправский детектив, пошла вслед за следами - к лестнице, наверх, как и ожидалось. Пошла, моля всех богов, чтобы дали ей храбрости, и ступая тихо - так, как только получалось. Под этими сводами любой звук, громче шороха или едва слышного шепота, звучал бы раскатом грома.

Чердак встретил девочку ветром, занырнувшим внутрь сквозь прореху в крыше. Ветер был не очень холодный, но свежий и пахнущий снегом. Здесь пыли было гораздо меньше - чердак явно давным-давно обжили ветра всех мастей - слишком много было в крыше дыр, чтобы они не смогли залететь внутрь. Августа опасливо вошла - ей было страшновато и хотелось спрятаться за рюкзак, но зато стало понятно, как можно жить в замке - чердак и сад словно не принадлежали всему остальному, а были уже продолжением окружающих гор. В них пахло так, как пахло в горах - снегом, дымом каминных труб городка и небом. Если бы Августу попросили описать эти запахи - она бы не смогла.
Первым, что бросалось в глаза, была ледяная скульптура - тонконогий мальчишка, прижимающий к груди большой мячик. Скульптура была одна, остальные, видимо, растаяли и потому казалась особенно огромной и красивой. Сквозь неё светили солнечные лучи, мальчик переливался вместе с мячиком, искрился и слепил глаза. Завороженная, Августа не сразу поняла, что самое интересое - это все-таки не скульптура.
Самым интересным была кровать в углу. Вернее, не сама кровать, а тот, кто сидел на ней.
Августа расплылась в улыбке. Бабушка не придумывала.
Существо, сидевшее на кровати, держало на коленях книгу - большую потрепанную книгу с загнутыми углами. Лица его почти не было видно за волосами. И, разумеется, больше всего заинтересовали Августу его руки - они бестели стальным блеском.
Бабушка правда не придумывала.
А Эдвард читал и видно было, что он продирается через целую систему неизвестных ему терминов и понятий. Вся поза выражала напряжение, внимание и отчего-то - неуверенность. Наверное, в том, что получится понять, о чем же пишется в толстенном фолианте...
Вот Эдвард поднял руку - на лезвии заиграл блик от солнечного луча - и аккуратно попытался перевернуть страницу. Получалось у него не так легко, как получилось бы у человека с нормальными руками, он очень боялся порвать хрупкий лист, а тот, как назло, склеился с соседним и никак не хотел отлипляться...
И Августу будто толкнули - она потом думала, что это были мудрые боги, решившие все же вывести её из оцепенения. Она нарочно громко шагнула ближе и спросила:
-Может, давай я помогу?..
Она ждала чего угодно. Того, что Эдвард от неожиданности взмахнет рукой - и страница порвется. Что он вскинется, удивленный и напуганный... Но он просто поднял голову и сказал тихо:
-Пожалуйста.
Так, словно она была тут частым гостем и вообще пришла в десятый и двадцатый раз.
И замер. И сидел, совершенно не шевелясь, пока Августа подходила, пока, сердито цокая языком, разделяла намертво сцепившиеся листы и только следил глазами за всеми её дейстиями.
"Что бы, не дай бог, не задела лезвия - подумала девочка с иронией и одновременно легкой жалостью.
-Вообще я пришла поблагодарить за снег - сказала она, отодвигаясь. До этой минуты ей ничего подобного в голову не приходило, а тут вдруг как стукнуло - что это, по крайней мере, справедливо. Ведь благодарят же богов за исполнение желаний, а людей за оказанную. услугу? Эдвард закрыл книгу и неловко отпихнул её с колен на покрывало, но вслух не сказал ничего. Лицо его больше всего напоминало скорбную маску. Впрочем, помня бабушкин рассказ, Августа была готова к тому, что говорить придется большей частью ей. А заодно и к тому, что эмоции собеседника придется угадывать - Ты же знаешь, что наш снег - это стружка с ледяных скульптур, да?..
Вот так они, собственно, и встретились.

-Вообще, это всё бабушка - Августа сидела на полу, подчеркнуто отодвинувшись, и теребила кисти шарфа. Пол был все-таки пыльный и немного в известке, но сидеть на кровати было бы хуже - Эдвард и так держал руки почти что прижатыми к груди и явно старался двигаться поменьше. - Я вчера попросила её объяснить, почему снег, а она рассказала про то, что ты тут есть...
-Ким?.. - вопрос задан очень осторожно. Августа вообще с трудом поняла, что это вопрос. А поняв, удивилась.
-Бабушка?.. А как ты узнал?.
-Вы... похожи - почти без интонаций.
-А-а-а... - немного расслабилась девочка, уже было поверившая в мистические способности собеседника - А все говорят, что я в папу, а на маму и бабушку - сосем не похожа. Бабушка говорит, - продолжила она, просто побоявшись замолчать - ясно было, что Эдвард говорить не станет, а тишина замка ощутимо давила на уши, звенела едва уловимым звоном... Да и взгляд хозяина замка казался выжидающим "Что ты ещё скажешь?". Под таким взглядом хотелось говорить, не замолкая, - лишь бы добиться хоть какой-то реакции - Что в гости без приглашения ходят только невежливые люди, - Августа задумалась, сильнее дернула кисточку от шарфа - А я не невежливая. Я просто подумала, что если я не приду, то как ты узнаешь, что меня можно пригласить?. И вообще, - чем дальше, тем категоричнее и увереннее выходило - Эти глупые взрослые наверняка не озаботились показать тебе, что на свете есть интересного. Их вообще интересует одна работа, - девочка пренебрежительно хмыкнула, видно было, что её-то работа никогда не будет настолько занимать - А что ты читаешь? - резко переключилась она - так, как свойственно детям, легко меняющим темы, стоит только увидеть что-нибудь занимательное.
Эдвард скосил глаза на книгу. Вид у него был такой, словно он слишком задумался и увлекся неожиданным явлением человеческого ребенка, что успел совсем позабыть, что же читает.
-Физику, - наконец вспомнил он и снова замолчал, словно это короткое слово все объясняло - и зачем он это читает, и как же полностью называется книга, и откуда она взялась.
-Это ску-учно... - протянула Августа. За свой первый класс она успела выяснить, что ждет в старших, и уже имела общее представление о том, какой предмет скучный, а какой нет. Интересней всего она считала географию и литературу, а вот физику, такую, какой её изучали старшеклассники - пресной и сухой, состоящей из одних формул - Хочешь, я в следующий раз принесу что-нибудь поинтереснее?..
-Следующий раз? - Эдвард тряхнул головой, отбрасывая с глаз мешающую прядь. Выглядел он так, словно ему вдруг стало любопытно, что за существо перед ним и как следует воспринимать его слова - как проявление жалости или как насмешку?
Августа сердито шмыгнула носом и задрала подбородок повыше - так бабушка учила её выражать гордость и пренебрежение. Со временем такой жест стал означать обиду. Августа знала, как выглядит - маленькая, с двумя смешными косичками и красным после долгого пребывания на холоде, носом. И это знание её совсем не нравилось. Равно как и удивление Эдварда. Даже стало обидно.
Потому она воинственно задрала подбородок, и сказала, немного резковато, как говорила в школе, с Майком:
-Мне подумалось, что мое присутствие здесь не так неприятно, как в других местах. Однако теперь я вижу, что ошиблась в своем суждении и я готова избавить тебя от своего присутствия.
Именно таким слогом начинал говорить папа, когда ему что-то не нравилось - подчеркнуто, даже несколько старомодно, вежливо. А уж фраза "однако теперь я вижу, что ошибся в своем суждени" и вовсе была его точной цитатой, которой он с легкостью унижал, хвалил, низвергал и поднимал до заоблачных высот. В его речах все зависело от контекста и интонации, и Августа, втайне завидовавшая этому его умению давно уже старалась подражать. И порой у неё даже выходило похоже на отца. Только он почему-то всегда смеялся...
-Не ошиблась. - Эдвард сделал паузу, будто подбирал совсем растерявшиекся за годы одиночества слова. В раздумьях щелкнул ножницами - и тут же испуганно глянул на них - с недоумением и раздражением. Продолжил - так, словно слова как следует так и не вспомнились - Но ты знаешь, что я есть. Зачем приходить в следующий раз?
"А ведь ему страшно, - вдруг поняла Августа и едва не засмеялась, таким простым было это понимание. Снова остаться в тишине, читать непонятную физику, а больше всего - больше всего что-нибудь задеть, сломать, испортить. Как в тот раз...
-Ты глупый, да? - спросила она, постаравшись не засмеяться - ведь если подумать, все это было ни капельки не смешно и дело впереди предстояло сложное - Ты же живой. А живым нельзя жить в могилах, вот. Когда никого нет - дом превращается в могилу, как здесь. И вообще, - категорично продолжала она, глядя, как глаза у Эдварда становятся все более удивленные - на лице у него вообще жили только глаза. "Наверное, если его попросить - он улыбнется - подумала Августа и попутно решила про себя, что шрамы от порезов - это совсем не страшно и человек от них некрасивей не становится. - Бабушка говорит, что никого нельзя бросать, когда ему плохо. А тебе - плохо. Я вижу - и резко сменила тему - Хочешь пирожок?..
Но удивление на лице Эдварда сменилось таким испугом, что Августа сочла за лучшее не развивать эту тему. Она уселась поудобнее - нос у неё почти уже не мерз, да и все остальное тоже - и необходимость сжиматься пропала, и задумчиво предложила:
-Давай, я что-нибудь расскажу?
И, не дождавшись возражений, начала рассказывать о драконах. Может это и было неразумно, но зато - уж эту-то тему она знала лучше любого чистописания и истории родной страны.
Время приближалось к двум часам.

Слушателем Эдвард оказался великолепным. И казалось, что ничего особенного он не делает - каждый ведь может молчать и внимательно смотреть на собеседника. А между тем девочка все больше воодушевлялась. Давно уже ей не приходилось вспоминать все-все разновидности - а вот пришла нужда - и она уверенно рассказывала о черных, подземных драконах, о алых, умеющих выдыхать огонь, о зеленых, маленьких, живущих в лесах. Вспомнила коричневых - пустынных, белых - арктических, синих - морских и самых интересных, мифических - золотых драконов. Вспомнила и даже нарисовала в пыли схематичного, но более-менее узнаваемого, дракончика. А потом, увлекшись, изобразила по одному представителю каждой разновидности. Ей даже не приходило в голову, как это странно - прийти к тому, кто не видел людей едва ли не полвека и рассказывать ему о драконах, а не о людях, не об их мире. Взрослые обязательно назвали бы такое поведение глупым. Но ведь взрослых здесь не было. Она так увлеклась собственной сказкой, что даже не прервала её, когда Эдвард, которому с кровати рисунки были почти не видны, все-таки тоже перебрался на пол. Только вооружилась длинной, спешно нашаренной, щепкой и принялась тыкать ею в рисунки, как указкой, поясняя слова.
-Золотые драконы, - говорила Августа, указывая на последний рисунок. Неказистый, но очень душевный, дракончик раскинул крылья и выдыхал пламя. Рядом был набросан силуэт человека - Он - самый интересный. Он умеет преващаться из дракона в любое животное. И даже в человека может, - она провела красноречивую линию от дракончика к человечку - Главное, он умный...
Сквозь дыру в крыше задувал холодный ветер и старый замок чутко прислушивался к увлеченному, сбивчивому рассказу. Эдвард сидел, сложив руки на коленях и с интересом следил за указкой. Августе казалось, что драконы ему понятнее, чем физика.

Августе казалось, что она здесь совсем недолго, но в какой-то момент она вдруг поняла, что солнце клонится к закату и уже пора уходить. Уходить и оставлять старый замок, огромный пустой чердак, холод и нарисованных в пыли дракончиков.. А главное - хозяина замка, к которому девочка чувствовала уже некоторую привязанность. Это казалось жутко неправильным, но нужно было брать рюкзачок и снова спускаться в город по заброшенной дороге. А там - теплый камин, и ужин, и ждет бабушка... И это - особенно несправедливо. Потому что Эдварда никто и нигде не ждет.
-Мне идти пора - виновато сказала она, откладывая щепку и снова начиная теребить шарф - Если я завтра приду - ты не будешь против?..
Он едва заметно, медленно, качнул головой. И Августе вдруг стало обидно, что её так сторонятся, что молчат и все - жестами, и со страдальческими глазами. Она все более-менее понимала, но деткое неприятие - штука особенная, иррациональная. Понимай - не понимай, ничего не изменится. Потому она снова немножко задрала подбородок, чтобы придать себе смелости, и сказала:
-А ещё люди на прощание пожимают руки. Папа всегда так делает, я видела. - это было тем, что бабушка называла "ослиное упрямство" и иногда, когда особенно сердилась, "самой глупой логикой на свете". Бабушка говорила, что это плохо, но Августа была с ней не особенно согласна - её это самое "ослиное упрямство" частенько выручало. -Можно?..
Странно, но Эдвард не возразил, когда девочка протянула руку и коснулась лезвий. Они были совсем холодными, пальцам сразу стало жутко холодно, но она все-таки осторожно сжала одно из них, стараясь не задеть режущую кромку, и даже немного тряхнула, подражая рукопожатию...

По дороге вниз она летела, как на крыльях - все-таки своеобразная победа была одержана, мудрые боги не обманули солнечным светом, а перед глазами стояла улыбка Эдварда - странная, очень неуверенная, но все-таки улыбка, из-за которой даже взгляд показался не таким грустным. Это было так здорово, что Августа смеялась, запрокидывая голову, и даже сделала пару снежных ангелов, заваливаясь в снег и разводя в стороны руки...
Потихоньку снова начинался снегопад и девочке доставляла жуткое удовольствие мысль, что уже завтра она увидит, что точится там, на чердаке старого замка...
А ещё она уже начинала перебирать в уме книги, которые нужно будет завтра взять.

Ночью, когда бабушка уже все спросила, а камин почти погас, Августа снова подобралась к окну и помахала раскрытой ладошкой замку на горе. Теперь его было видно - снег шел совсем редко. И отчего-то ей показалось, что оттуда, сквозь ночь, ей тоже кто-то помахал. А может быть, улыбнулся...
Приключение - продолжалось.


В темноте и тишине жить легко и приятно. Темнота скрывает все, что хочется скрыть, делает некрасивое лицо - красивым и приносит покой. В темноте хорошо стоять у окна и смотреть на огни города внизу. Теплые далекие огни, похожие на звезды. За этим теплым светом - множество жизней. Человеческих жизней, где мешаются любовь и ненависть, верность и предательство... Человеческая жизнь коротка, но в неё умещается столько, сколько жизнь не-человеческая едва вмещает.
На раме окна давно уже зарубки - Эдвард всегда держится за одно и то же место, когда смотрит вниз. А вниз он смотрит часто - почти каждый вечер. Вначале он надеялся узнать её, а может быть - кого-нибудь из её семьи, но вскоре понял, что это бесполезно. Зрение его было недостаточно острым, а бинокль, хранившийся в комнате отца, давно уже был разбит. Ещё с тех пор, как он попытался взять его первый раз и нечаянно перерезал ремень... Он понял, что никого не увидит, но привычка смотреть в окно осталась.
Внизу уже гасят свет, люди ложаться рано. Они всегда ложаться рано, каждый день строго расписан и нормирован. Они любят режим и тех, кто его неукоснительно блюдет. Эдвард считает это глупым.
Он отворачивается к незаконченной скульптуре и в задумчивости пощелкивает ножницами, глядя на неё. Скульптура - дракон, раскинувший крылья и разинувший пасть в реве. Эдвард пытался выточить его по рисунку и, кажется, у него даже получалось.. Но к определенному моменту света стало слишком мало, чтобы можно было разобрать дракончиков в пыли, на полу, и тогда он оставил ледяного дракона, решив дождаться утра. Главным было не наступить на рисунки в темноте.
Когда-то давно он боялся темноты. Только никто об этом не знал - отцу Эдвард не рассказывал, а больше рассказать было некому. Темнота в том далеком "когда-то" казалась ему живой, осязаемой, готовой укутать с головой и никогда не отпускать. Со временем это прошло, а память осталась. И иногда ему становилось жаль, что в замке нет свечей, а электричество давно не работает. Тогда ночь не была бы самым скучным временем. Можно было бы читать недочитанное днем, продолжать работать в саду и разглядывать старые газетные вырезки...
Ледяной дракон скалился и Эдвард, погладив его по острому сгибу крыла, прошел мимо, к кровати. Старой, продавленной... Впрочем, сам Эдвард считал, что так удобнее всего - когда мебель повторяет форму тела. Улегся, с удовольствием слушая, как скрипят пружины, улыбнулся потолку... За сегодня он понял, что за годы одиночества почти разучился улыбаться и нужно было немного потренироваться, чтобы та жалкая гримаса, которая выходила сейчас, стала напоминать настоящую улыбку. Когда-то давно отец много времени потратил на то, чтобы научить его улыбаться. Отец говорил, что без этого умения нет человека и Эдвард верил. И только годы спустя узнал, что улыбка может быть ядовитой, или кислой. Он вообще много чего узнал годы спустя, когда времени учится почти не оставалось. Самым простым уроком была незаметность, а лучше - отсутствие. Неподвижность или крайняя осторожность, если уж отсутствовать не получается...
Завтра придет девочка - он ведь даже не смог узнать, как её зовут, постеснялся собственного голоса - и поэтому нужно было сделать несколько дел. Вспомнить, как же улыбаются по-настоящему, постелить на пол какую-нибудь ткань, а ещё лучше - придумать, как уступить кровать, не особенно используя слова. Доделать дракона - чтобы можно было хотя бы примерно узнать, правильный он вышел или нет...
Хорошо, что пришел ребенок. Взрослые злее, то, что у детей вызывает восхищение, у них вызывает бешенство. Да и рассказ о крылатых ящерах, умеющих выдыхать огонь, гораздо интереснее, чем то, что может рассказать взрослый. И какая разница, существуют ящеры на самом деле или нет. Главное, что их кто-то придумал...
Эдвард глядел в потолок, старался улыбаться и гнал от себя мысль, что чудо может не повториться.

...Утро в старом замке всегда начиналось рано, с самым рассветом. Восходящее солнце запускало во все щели и проломы крыши любопытные золотые лучи, снова приходило светлое время, когда не нужно напрягать зрение и беспомощно вытягивать перед собой руки, опасаясь на что-нибудь наткнуться. Внизу оживал городок - сонный молочник выгонял из гаража фургон, проезжал по улицам мальчишка-газетчик и так тихо было в этот час, что звяканье велосипедного звонка, которым мальчик подбадривал сам себя, разносилось по всей округе. Немного погодя выбирались из домов самые ранние жаворонки, забирали из ящиков газеты, щурились на солнце и зябко ежились... В домах пили кофе и мазали маслом булочки, женщины будили детей и собирали их в школу, мужчины читали газеты, настраиваясь на долгий. рабочий день... Если бы Эдварда спросили, откуда он все это знает, он бы скорее всего ничего бы не ответил. Истина была слишком проста, чтобы озвучивать её словами. Пусть он прожил с людьми совсем недолго, но успел понять их маниакальную тягу к порядку и стабильности и во всем находил подтверждения этой тяги. Как и пятьдесят лет назад в одно и то же время они уезжали на работу и возвращались из неё. В одно и то же время дети отправлялись в школу каждый день, кроме воскресений. В одно и то же время они гуляли с собаками и обсуждали свежие сплетни... Эдвард мог легко рассказать распорядок жизни горожан. Но во-первых, его некому было спросить, а во-вторых - он не только наблюдал, но и придумывал, а люди всегда желают фактов.
Впрочем, сегодня ему было не до города и его жизни. Он доделывал дракона и это было странно - обычно Эдвард всегда успевал закончить с новой скульптурой к ночи. Дети и животные, придуманные и когда-то увиденные.. Если бы они не таяли - места в замке уже не осталось бы. Это было бы неудобно, но порой Эдварду очень этого хотелось - увидеть все, что он когда-либо выточил в один момент времени, разом. Вспомнить забытое, покачать головой над старыми работами и восхититься новыми... А ещё лучше - показать кому-нибудь, кто смог бы оценить. По-настоящему оценить, а не снисходительно-ласково, как когда-то... Может быть работа с драконом затянулась ещё и из-за этого - из-за желания сделать его идеальным. Заинтересовать гостью, дать жизнь новому, похвалиться мастерством.. Впрочем, в последнем Эдвард никогда не признался бы - да он особенно и не знал такого понятия, как тщеславие.
Скульптура под лезвиями потихоньку оживала. У дракона появлялся острый спинной гребень, длинные когти, острые зубы в разинутой пасти, кожистые уши и легкомысленная кисточка на хвосте. Эдвард сделал ему почти человеческие глаза, вырезал чешуйки и сам удивился, когда закончил и отошел на несколько шагов - так живо дракон косил глазом. Эдвард ласково погладил его по носу и решил заняться другими делами - их было необычно много.

...Утро в доме начиналось с запаха кофе, который бабушка очень любила и который ей настоятельно запрещали все врачи, когда-либо пытавшиеся её консультировать. Утром бабушка брала в руки кофемолку и пакет зерен и, что-то шепча, начинала молоть кофе. Сухонькие страрческие руки без усилия крутили ручку, старушка улыбалась. Когда она ставила кофеварку на плиту, Августа, как правило, и просыпалась. Запах наполнял весь дом, бодрил и больше всего девочка жалела, что ей кофе пока нельзя. Бабушка говорила, что это вредно, а когда Августа спрашивала, зачем же она тогда его пьет, отвечала, что давно уже привыкла и теперь уже не может отказаться от привычки.
Кроме запаха кофе утро было пропитано солнечным светом и ощущением предстоящего интересного дела. По мнению Августы это была самая лучшая смесь ощущений на свете.

-Ты и сегодня собираешься пропасть на весь день? - бабушка потягивает свой кофе, глядя на внучку поверх очков. Та кивает, запивая чаем очередной оладушек, у неё просто слишком набит рот, чтобы что-то можно было внятно сказать - Вот же странно... - вздыхает бабушка - То едва ли не выгонять приходится, то второй день на улицу сама бежит... Ты не заболела?
Августа категорично мотает головой, косички мелькают в воздухе. "Подумаешь, два дня - думает она, пряча улыбку за чашкой с чаем - Вот когда я целую неделю так буду пропадать.."
Думать об этом забавно - стоит только вспомнить, как едва ли не скандалом сопровождалось каждое бабушкино заявление про "тебе надо больше дышать свежим воздухом". Обычно Августа предпочитала сидеть дома - скучно ей точно не было, она давно уже привыкла развлекать себя сама, но сейчас и вне родной комнаты появилось нечто, заслуживающее внимания. Разумется, бабушка удивляется такой перемене.
"Может, взять свечи?.. - спрашивает сама себя девочка - Электричества ведь, там нет... - но тут же сама себе отвечает сердито - А ты подумала, как он будет их зажигать?".
Оладушки тем временем кончаются.

...В комнатах замка давно уже царит запустение и разруха. Мебель то ли рассыхается, то ли гниет, вся техника давным-давно не работает... Эдвард очень не любит спускаться вниз. Не любит вспоминать, что на свете есть смерть. То ничто, которое забирает в себя любое животное, любое растение - раньше или позже. Сон без сновидений, вот что такое смерть. Эдвард не может уснуть - значит, не может и умереть. Но могут умереть другие. Как отец. Как цветы, которые новые каждой весной. Как птицы в саду - они тоже иногда не посыпаются...
Но сегодня вниз спуститься просто необходимо.
И Эдвард идет - он всегда делает то, что необходимо.
В комнатах замка царит запустение и разруха, но он все-таки находит довольно приличное одеяло и спешит уйти обратно наверх, туда, где привык жить, где все-таки чуется живое дыхание.
Одеяло отправляется на пол и Эдвард, как умеет, расправляет его...
За окном, в саду, щебечет одинокая птица.

..Утро в старом замке всегда начиналось рано, с самым рассветом. Восходящее солнце запускало во все щели и проломы крыши любопытные золотые лучи, снова приходило светлое время, когда не нужно напрягать зрение и беспомощно вытягивать перед собой руки, опасаясь на что-нибудь наткнуться. Внизу оживал городок - сонный молочник выгонял из гаража фургон, проезжал по улицам мальчишка-газетчик и так тихо было в этот час, что звяканье велосипедного звонка, которым мальчик подбадривал сам себя, разносилось по всей округе. Немного погодя выбирались из домов самые ранние жаворонки, забирали из ящиков газеты, щурились на солнце и зябко ежились... В домах пили кофе и мазали маслом булочки, женщины будили детей и собирали их в школу, мужчины читали газеты, настраиваясь на долгий. рабочий день... Если бы Эдварда спросили, откуда он все это знает, он бы скорее всего ничего бы не ответил. Истина была слишком проста, чтобы озвучивать её словами. Пусть он прожил с людьми совсем недолго, но успел понять их маниакальную тягу к порядку и стабильности и во всем находил подтверждения этой тяги. Как и пятьдесят лет назад в одно и то же время они уезжали на работу и возвращались из неё. В одно и то же время дети отправлялись в школу каждый день, кроме воскресений. В одно и то же время они гуляли с собаками и обсуждали свежие сплетни... Эдвард мог легко рассказать распорядок жизни горожан. Но во-первых, его некому было спросить, а во-вторых - он не только наблюдал, но и придумывал, а люди всегда желают фактов.
Впрочем, сегодня ему было не до города и его жизни. Он доделывал дракона и это было странно - обычно Эдвард всегда успевал закончить с новой скульптурой к ночи. Дети и животные, придуманные и когда-то увиденные.. Если бы они не таяли - места в замке уже не осталось бы. Это было бы неудобно, но порой Эдварду очень этого хотелось - увидеть все, что он когда-либо выточил в один момент времени, разом. Вспомнить забытое, покачать головой над старыми работами и восхититься новыми... А ещё лучше - показать кому-нибудь, кто смог бы оценить. По-настоящему оценить, а не снисходительно-ласково, как когда-то... Может быть работа с драконом затянулась ещё и из-за этого - из-за желания сделать его идеальным. Заинтересовать гостью, дать жизнь новому, похвалиться мастерством.. Впрочем, в последнем Эдвард никогда не признался бы - да он особенно и не знал такого понятия, как тщеславие.
Скульптура под лезвиями потихоньку оживала. У дракона появлялся острый спинной гребень, длинные когти, острые зубы в разинутой пасти, кожистые уши и легкомысленная кисточка на хвосте. Эдвард сделал ему почти человеческие глаза, вырезал чешуйки и сам удивился, когда закончил и отошел на несколько шагов - так живо дракон косил глазом. Эдвард ласково погладил его по носу и решил заняться другими делами - их было необычно много.

...Утро в доме начиналось с запаха кофе, который бабушка очень любила и который ей настоятельно запрещали все врачи, у которых она когда-либо консультировалась. Утром бабушка брала в руки кофемолку и пакет зерен и, что-то шепча, начинала молоть кофе. Сухонькие страрческие руки без усилия крутили ручку, старушка улыбалась. Когда она ставила кофеварку на плиту, Августа, как правило, и просыпалась. Запах наполнял весь дом, бодрил и больше всего девочка жалела, что ей кофе пока нельзя. Бабушка говорила, что это вредно, а когда Августа спрашивала, зачем же она тогда его пьет, отвечала, что давно уже привыкла и теперь уже не может отказаться от привычки.
Кроме запаха кофе утро было пропитано солнечным светом и ощущением предстоящего интересного дела. По мнению Августы это была самая лучшая смесь ощущений на свете.

-Ты и сегодня собираешься пропасть на весь день? - бабушка потягивает свой кофе, глядя на внучку поверх очков. Та кивает, запивая чаем очередной оладушек, у неё просто слишком набит рот, чтобы что-то можно было внятно сказать - Вот же странно... - вздыхает бабушка - То едва ли не выгонять приходится, то второй день на улицу сама бежит... Ты не заболела?
Августа категорично мотает головой, косички мелькают в воздухе. "Подумаешь, два дня - думает она, пряча улыбку за чашкой с чаем - Вот когда я целую неделю так буду пропадать.."
Думать об этом забавно - стоит только вспомнить, как едва ли не скандалом сопровождалось каждое бабушкино заявление про "тебе надо больше дышать свежим воздухом". Обычно Августа предпочитала сидеть дома - скучно ей точно не было, она давно уже привыкла развлекать себя сама, но сейчас и вне родной комнаты появилось нечто, заслуживающее внимания. Разумется, бабушка удивляется такой перемене.
"Может, взять свечи?.. - спрашивает сама себя девочка - Электричества ведь, там нет... - но тут же сама себе отвечает сердито - А ты подумала, как он будет их зажигать?".
Оладушки тем временем кончаются.

...В комнатах замка давно уже царит запустение и разруха. Мебель то ли рассыхается, то ли гниет, вся техника давным-давно не работает... Эдвард очень не любит спускаться вниз. Не любит вспоминать, что на свете есть смерть. То ничто, которое забирает в себя любое животное, любое растение - раньше или позже. Сон без сновидений, вот что такое смерть. Эдвард не может уснуть - значит, не может и умереть. Но могут умереть другие. Как отец. Как цветы, которые новые каждой весной. Как птицы в саду - они тоже иногда не посыпаются...
Но сегодня вниз спуститься просто необходимо.
И Эдвард идет - он всегда делает то, что необходимо.
В комнатах замка царит запустение и разруха, но он все-таки находит довольно приличное одеяло и спешит уйти обратно наверх, туда, где привык жить, где все-таки чуется живое дыхание.
Одеяло отправляется на пол и Эдвард, как умеет, расправляет его...
За окном, в саду, щебечет одинокая птица.

В рюкзачке - сказки, в голове - ветер, под ногами - снег, а в глазах - солнце.
Однажды пройденая дорога становится знакомой и подъем по ней не кажется таким долгим, как в первый раз. К тому же сегодня Августа идет не в неизвестность, а в настоящие гости, где её точно примут. По вчерашним следам, уже не оскальзываясь, подобрав в снегу потерянную вчера варежку, девочка спешит к замку. Сама не знает почему, но спешит. Словно на праздник. А ведь на самом деле нужно боятся. Вот только начинать боятся нужно было ещё вчера, она уже опоздала, и потому поднимается, легкомысленно напевая и щурясь на небо...
Так будет каждый день, но автор вам этого не говорил. Т-с-с...

Было видно, что замок немного, но оживился. На полу появились свежие следы и тишина не казалась мертвой. Сегодня она казалась выжидающей. "Что ты сделаешь, человеческий ребенок? - будто спрашивали стены - Станешь приходить или забудешь? Раскроешь ладонь или сожмешь кулак?". Чутье на настроения неживых предметов у Августы было отменное, она ясно чуяла именно такой вопрос. "Стану приходить - молча ответила она замку и оправив рюкзачок, поскакала по лестнице, через ступеньку. А допрыгав, замерла на пороге, ошеломленная. Потому что на неё смотрел самый настоящий ледяной дракон, сверкающий и искрящийся. Казалось, сейчас он взмахнет хвостом и от его рева дрогнут стены. А потом из пасти вырвется ледяное пламя - и всё вокруг покроется изморозью... Дракон был небольшой, поджарый и очень красивый. Только через несколько секунд девочка поняла, что это - всего лишь скульптура. Та самая, из-за которой ночью шел снег... Словно зачарованная, она двинулась к дракону, ничего не замечая вокруг. Как смотрел на неё Эдвард она, конечно, тоже не увидела. А он смотрел с недоверчивым интересом - никто и никогда не реагировал так на его творения.
Августа погладила скульптуру по животу и, встав на цыпочки, прижала ладошку к драконьей груди, туда, где должно было бы биться сердце ящера. Лицо у неё при этом было такое, словно она надеялась, что вот, сейчас, что-то отзовется во льду, дрогнет, и несуществующее сердце погонит по драконьим жилам ледяную кровь... Но, конечно, ничего не отозвалось. Только по запястью потекла вода и, отняв руку, Августа увидела, что лед подтаял и на груди у ящера теперь красовался отпечаток ладони.
-Ой, - виновато сказала она, оборачиваясь. Волшебство отпустило её и только теперь девочка снова осознала, что у замка есть хозяин, а у дракона - творец - Я нечаянно...
-Он получился правильным?.. - тихо спросил Эдвард. Он устроился на полу, на одеяле, котрого ещё вчера не было, и изучающе смотрел на девочку. Та покраснела, поняв, что по вопросу драконов её признали специалистом. Покраснела и ответила:
-Совсем как настоящий. - и добавила, немного увереннее - И очень красивый. Правда.
Эдвард улыбнулся и Августа отметила, что улыбка его немного изменилась за ночь, стала самую чуточку более открытой. Он указал на кровать - неуклюжим, но красноречивым жестом, и девочка покраснела ещё больше, поняв - ей уступают.
Ледяной дракон насмешливо косил на обоих глазом и, кажется, был очень доволен происходящим.

...Что такое сказки Эдвард знал давно. Отец когда-то читал ему их. Впрочем, получалось у него неважно, он часто поправлял очки, кривился на особенно абсурдных местах и вообще гораздо больше интересовался химией, физикой и другими науками. Быть может, именно из-за этого Эдвард и не помнил сказок. Зато отлично помнил ту же механику...
А вот у девочки их читать получалось. Она очень четко и внятно выговаривала слова, делала остановки на самых интересных местах и смешно трясла косичками. Смешно.. Это слово, это понятие, Эдвард помнил едва-едва. Он учился тому, что смешно, а что нет, тогда же, когда учился улыбаться. А потом, спустя годы, все не мог понять, как же соотнести ту странную, но в общем-то понятную отцовскую науку и те злые слова, над которыми смеялись люди.
-И тогда злой воллшебник взмахнул посохом...
Эдвард не очень представлял, кто такой волшебник, но в общем, слушать сказки ему начинало нравится. Он даже почувствовал себя виноватым за то, что первой его мыслью, когда девочка предложила почитать, было недоуменное "Но я же не ребенок". Дело было в том, что Эдвард пребывал в совершенной уверенности, что сказки - это детская забава и ему они как-то уже не по возрасту. Но вслух, конечно, у него возразить не получилось - проклятый голос, Эдвард опять смутился его, слишком долго не слышал, слишком долго не разговаривал и вообще, когда и кто его слушал?.. Девочка же, вполне удовлетворенная молчанием, открыла книгу и начала читать. И через некоторое время Эдвард понял, что ему - интересно, что будет дальше. Это была не химия и не физика, здесь не в чем было путаться и были свои, живые герои...
Да и не только в сказках было дело. Но и в воспоминаниях. Всё-таки гостья была похожа на бабушку. В жестах её иногда проскальзывало что-то от Ким - наклон головы, серьезно прищуренные глаза.. Это было слишком давно, чтобы причинить боль, и потому Эдвард испытывал скорее светлую печаль по тому, что никогда не вернется и никогда не сбудется. Эта печаль была даже приятна и Эдвард поймал себя на странном желании - ему отчего-то хотелось, чтобы этот день не кончался. И сказки не кончались тоже.
"Принесу завтра ещё одно одеяло, - решил он, глядя, как девочка зябко прячет свободную руку под куртку и удивился - ведь не было никакой уверенности в том, что завтра одеяло понадобится.

Августа же читала и думала, что Лис из "Маленького Принца" определенно был прав и нужно попробовать приручить Эдварда по его методике.

...Конечно, с ножницами Августа управляется гораздо хуже, чем Эдвард. И снежинки у неё выходят совсем не такие, какие хотелось бы... Но зато она может смотреть, как он работает, как за несколько секунд под лезвиями рождается чудо - а это уже дорогого стоит. За работой Эдвард как-то отвлекается от привычной напряженности, улыбается и, кажется, даже забывает боятся, что что-нибудь пойдет не так. Весь чердак сегодня заполняют бумажные снежинки - ажурные и не очень, красивые - и несколько аляповатые...
Это кажется странным. Но только если не знать, что через два дня наступает Рождество.
Августа очень любит этот праздник - за снег, за елку, за переливчатые, звенящие хрустальным звоном елочные шары. За миндальное печенье, которое печет бабушка и, конечно, за подарки. Ей хочется чем-то удивить и себя, и друзей, и даже бабушку, и потому она принесла сегодня с собой целую кипу белых листов и спросила, выкладывая их на полу:
-Ты же умеешь делать снежинки?...
И, дождавшись от Эдварда кивка, протянула просительно:
-Научи...
И он стал учить. Очень осторожно, отодвинувшись от кровати, на которой девочка расположилась и достаточно медленно - чтобы Августа успевала повторять. А потом - увлекся, и она перестала понимать, как же все-таки двигаются ножницы, рождая такую красоту?..
Чердак потихоньку заполнял бумажный снег и девочка, все-таки решив не мучится, стянула сапожки и легла на кровати на живот, заболтала в воздухе ногами... И как-то пропустила момент, когда Эдвард заговорил:
-Давно.... - начал он, пристально наблюдая за ножницами, которые действовали, казалось, отдельно от него - Давно мы праздновали Рождество... Совсем не было снега и отец...
И Августа замерла, боясь пошевелится - потому что он впервые заговорил сам, без вопроса. Впервые за ту неделю, которую она ходит в замок. За неделю, полную сказками, ледяными отсветами и выжидающей тишиной каменных стен...
-И отец попросил меня сделать снег. - продолжает Эдвард, ритмично щелкая ножницами по очередному листку - Из бумаги, как сейчас. Весь двор был им усыпан. Бумажным снегом...
И снова замолчал - так, словно сказал все, что хотел. Или что способен был сказать.
-Это, наверное, было красиво, - задумчиво ответила Августа и снова подумала, что это очень грустно - год за годом жить одному, не зная времени, и вспоминать. Ведь когда человек один, он способен или отгораживаться от самого себя - или вспоминать...
Снежинок становилось все больше. И ни одна из них не была похожа на другую.

...С наступлением ночи город теперь начинал светится разноцветными огоньками гирлянд. Где-то ими выкладывали узоры, где-то писали "Счастливого рождества", где-то они просто извивались причудливыми кольцами. Так было каждый год и только по этому признаку Эдвард понимал, что Рождество приближается. С этим праздником у него были связаны только неприятные воспоминания - что смерть отца, что прощание с Ким... Но разноцветные светящиеся лампочки, которыми были завешаны дома, Эдварду нравились. Как нравилось почти все яркое и выбивающееся из обычного распорядка городка. И все ночи, когда гирлянды светились, он проводил у окна - вспоминая, мечтая и придумывая. Иногда он представлял свой замок чистым, убранным и искрящимся разноцветными огнями, иногда - себя в обычном доме, у елки и безо всяких людей. Порой почти что чувствовал царящее в домах восторженное предвкушение...
Когда был жив отец, вернее, в то Рождество, которое было для него последним, а для Эдварда - первым, в замке пахло миндалем, хвоей и праздником. Старый автомат по производству печенья был включен, а откуда взялась елка - Эдвард не знал. Он помнил только, что ему безумно понравилось большое, ароматное дерево, сверкающее серебром и золотом... Отец тогда подарил ему какую-то книгу и дополнительные лезвия и сказал виновато: "Я знаю, о чем ты мечтаешь. Прости, но успеть не получилось. Но обещаю, на следующее Рождество...". Дальше думать было горько и Эдвард не думал, переключался на другое...
Забавно, но уже целую неделю девочка ходила в гости. Просто так. Почитать сказки, помолчать и оставить ещё несколько книг... Для чего она это делает, Эдвард понять никак не мог. Но с каждым днем все больше боялся сделать что-нибудь не так. Потому что тогда некому станет читать "Маленького принца", восхищаться скульптурами и смотреть в глаза - открыто и с любопытством...
Эдвард в задумчивости чертил на стене какие-то прихотливые узоры и все никак не хотел понимать, почему все это занимает мысли и почему он сегодня вдруг начал что-то рассказывать - ведь никогда раньше ему и в голову не приходило...
Все было непонятно.

@темы: Фанфикшн

---

Удачное приобретение (продолжение)

[+Lupa+]

В этот раз мне не удалось даже добраться до башни. Колючий кустарник не давал прохода: цеплялся за одежду, вырывал из рук мачете и обвивался вокруг моих рук и ног, прокалывая кожу и будто вытягивая жизненные силы. Когда сильная упругая плеть захлестнула горло, лишив дыхания, я проснулась.

«Я что-то делаю не так», - с этой мыслью я подскочила на кровати, расшугав кота и… Эдварда. Он так и просидел рядышком всю ночь.

- Доброе утро, - он, улыбаясь, глядел на Тифона, усиленно обхаживающего его ноги в надежде на пожрать.

- Разве утро может быть добрым? – фыркнула я, потянулась и свесила ноги вниз. Утро было прохладным, но, слава богам, ясным. В свете обещания Ларри прибыть через три дня в компании строителей это было особенно ценно – дом не отсыреет окончательно, и можно будет раньше приступить к ремонту. – Пойдем вниз, перекусим что-нибудь, да начнем переносить твои вещи.

- З-зачем? – не понял Эдвард.

- А ты что, думаешь, я тебе позволю обретаться тут? Поселим тебя в комнате, как белого человека, я как раз расчистила апартаменты на втором этаже.

- Может, не надо? Я привык… на чердаке.

Кажется, он по-настоящему испугался. Вот только чего: перемен, вмешательства в свою жизнь или… меня? С моей настойчивой заботой человека, который «знает, как надо», как говаривала Ба, цитируя какой-то старый стих.

Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь пекла и ада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»* -

Печально пробормотала я. – Ладно, не хочешь – не будем. Я принесу доски, настелю, авось не подломятся. Но лучше бы тебе перебраться вниз.

Эдвард вдруг потянулся и очень осторожно, так чтобы не задеть лезвиями, положил руку мне на предплечье.

- Я понял. Вниз – так вниз.

Я грустно усмехнулась.

- Да уж, проваливающийся пол – это веский аргумент. Не знаю, кто как, а я умираю, как хочу кофе.

Позавтракав, мы снова поднялись на чердак. Я аккуратно отцепила от стенки камина все вырезки и вместе с книгами сложила их в найденную на захламленной кухне коробку из-под печенья. Лежанку я, почесав в затылке, решила не тащить.

- В комнате есть нормальная кровать, - пояснила я. – Правда, матрас сгнил, и белье… но я принесу запасной спальник, и будет вполне уютно. А уж если камин растопить…

Тут я подумала, что труба наверняка забита какими-нибудь старыми птичьими гнездами или чем похуже.

Эдвард переступил с ноги на ногу.

- Спасибо. А ты?

- Я?

- Ты где будешь ночевать?

Я непонимающе нахмурилась.

- На улице, конечно. Если дождя не будет, и лучше бы его не было.

- Почему? – удивился Эдвард.

- Понимаешь, - начала я, - не люблю, когда вокруг стены. Это ведь так красиво – небо над головой, и все эти ночные звуки… ты под них засыпаешь. Но если очень надо, могу и под крышу перебраться, тем более, рядом с твоей комнатой есть еще одна, вполне приличная. Она тоже расчищена. – Я потерла подбородок. – Но знаешь, все равно, когда стройка начнется, мне придется убраться с улицы, так что пару ночей я все-таки ухвачу, если ты не против.

- Не против. А можно… мне с тобой? – он выглядел смущенным.

- Ответный визит? – ухмыльнулась я. – Да запросто. Посидим у костра, поговорим по душам и помолчим душевно…

Я не была уверена, что Эдвард верно понял мою последнюю словесную конструкцию, но унижать его детальными разъяснениями не хотелось. Отчего-то казалось неправильным относиться к нему, как к ребенку. Да, он был наивен, но ребенком он точно не был.

В итоге, хотя я и обустроила более-менее комнату для Эдварда, но он все равно приходил каждый вечер к костру и оставался на ночь: сидел, прислонившись спиной к кусту, и смотрел в огонь. И давненько мне не спалось так спокойно, как в эти ночи.

Вообще, Эдвард ходил за мной повсюду, как привязанный – в меру своих сил отвечая на вопросы о доме и его бывшем хозяине. Я знала, что это: так же ходила за мной Дара, когда я приезжала в Иллинойс. Она скучала. И Эдвард тоже. По простому общению, когда можно услышать не только гулкое эхо каменных стен и перекличку ночных птиц, когда твои собеседники – не только безмолвные зеленые фигуры в саду. Должно быть, это ужасно – столько лет ни с кем не перемолвиться словом, не почувствовать рядом крепкое плечо, на которое можно опереться, кого-то, кому можно поплакаться и не стыдиться этого, и не передергиваться в омерзении от обрушившейся на тебя жалости. Потому что такая жалость… она ведь приятна, когда от близкого человека, что бы мы ни говорили и как бы гордо не вскидывали голову.

Как бы то ни было, оставшееся до приезда Ларри время пролетело почти незаметно. Я продолжала потихоньку очищать дом от мусора: для этого пришлось еще разок сгонять в строительный супермаркет и основательно запастись мешками и коробками. Сортировать отложенные для дальнейшего использования вещи было лень, поэтому я просто утрамбовывала их поаккуратнее и складировала в холле. Когда приедут строители, я хотела попросить их сколотить во дворе сарайчик и снести все коробки туда, чтобы не повредить во время того бардака, который они тут устроят. В том, что бардак будет, я и не сомневалась.

Наконец спустя два дня позвонил Ларри:

- Здорово, принцесса, - пробасил он в трубку, - будем через четыре часа, так что принимайся за готовку.

- Вот еще! – хихикнула я. – Сами справитесь.

- Ну, детка, не будь букой… - шутливо заканючил Ларри.

- Ладно, хот-доги и пиво вас устроят?

- Вполне. Жди.

- Вот и чудно, - проговорила я, засовывая телефон в карман штанов. – Ой, Эдвард! Эдвард! - я поискала его глазами. – Я забыла тебя предупредить!

- Что? – Он вышел из-за куста, который подравнивал – насколько мог.

Несмотря на отсутствие руки, он управлялся весьма ловко, и я даже боялась представить, как быстро он способен работать обеими руками сразу. Я думала, что он мог бы сколотить целое состояние – если б захотел. А я почему-то была уверена, что он не хотел. Создавалось впечатление, что Эдварду вообще не нужны деньги. С другой стороны, действительно, зачем? Все-таки хорошо быть хоть в какой-то степени свободным от материального мира. Если бы не дом…

- Я хотела попросить тебя… ну, не выдавать работягам, которые приедут, что ты… - я собралась с духом и выпалила, - что ты – живой. Особенно Ларри: он та еще старая лиса.

Эдвард удивленно моргнул.

- Зачем?

Я перевела взгляд на ветку сирени, упорно избегая смотреть ему в глаза.

- Видишь ли, эти ребята – они простые, как мычание. И уж точно не будут молчать о том, что видели. И будут ходить в город. Если они поймут, что ты не робот, а живой человек… пусть механический… короче, на самом деле, я не имею представления, что ты такое, Эдвард, но если они начнут трепаться, завтра здесь будет не протолкнуться от желающих поглазеть на знаменитого «маньяка с лезвиями», а то и открутить что-нибудь на память… Так что вот, - убито закончила я и решилась таки посмотреть на Эдварда.

Он улыбался – по-мальчишески озорно, посверкивая темным глазом из-под свисающей пряди.

- Хорошо, - он кивнул, - что я должен делать?

Я перевела дух.

- Ты… не сердишься?

Эдвард помотал головой.

- У тебя веские аргументы. Как пол.

Я прыснула.

- Эдвард, ты – чудо. Короче, нужно, чтобы ты не моргал… хотя нет, у тебя глаза не робота… так. Придется тебе побыть с закрытыми глазам, иначе ничего не выйдет. Когда услышим, что подъезжают машины, пойдем в мастерскую – там ляжешь на верстак и закроешь глаза. И что бы ни происходило, не шевелись, пока я не попрошу… Звать тебя по имени тоже нельзя – местные наверняка его помнят… Вот что: когда нужно будет, чтобы ты пошевелился, я буду легонько хлопать тебя по руке или ноге и говорить что-нибудь вроде: «Согни руку. Подними ногу». Должно сработать. Лады?

Эдвард снова кивнул.

- Я запомню. Габи…

- Аюшки? – я как раз отвлеклась на мысленный подсчет количества булочек и сосисок, которые придется купить, чтобы накормить эту ораву.

- Вы меня… разберете? – Его взгляд стал настороженным.

- Придется, - вздохнула я. – Иначе еще годик-другой – и ты рассыплешься на кусочки. Но ты не волнуйся: у Ларри золотые руки, да и я кое-что умею. Не дрейфь, прорвемся…

И повинуясь какому-то глубоко сидящему внутри каждой женщины инстинкту, я подошла к Эдварду и обняла за шею, притянув его голову себе на плечо.

- Все будет хорошо, обещаю. – Я потерлась щекой о его щеку.

Он на миг ткнулся носом мне в шею и смущенно отступил.

- Я тебе верю, - просто сказал он.

- Чудно, - я отвернулась и украдкой вытерла слезы. Черт, кажется, я становлюсь излишне сентиментальной! – Тогда я быстренько съезжу за продуктами. Если что, ну, посторонние появятся – иди в мастерскую и жди меня там.

По торговому центру я пронеслась ураганом "Катрина" – так волновалась об оставленном в старом доме Эдварде. Казалось бы: человек всю жизнь как-то прожил один – и ничего, не помер, а я тут с ума схожу от беспокойства: вдруг что-нибудь случится? Однако обошлось. Расстаравшись для Ларри, я почти час убила на подготовку продуктов для обеда: вскрыла упаковки, запалила костер побольше, сунула пиво в колодец. То и дело я бегала на второй этаж – проверить, не едут ли дорогие гости, и кажется, Эдварду передалась моя нервозность. Во всяком случае, когда мы столкнулись на лестнице, у него было такое лицо, точно его сейчас удар хватит.

- Что с тобой? – я быстро оглядела его профессиональным оком.

- Ничего, - он помотал головой, - вот только… страшно немного. Вдруг вы не сможете собрать меня обратно?

- Все будет хорошо, - повторила я.

И в этот момент с улицы раздалось фырчанье моторов.
______________________________________________
* А. Галич «Поэма о Сталине»

@темы: Фанфикшн

---

Удачное приобретение (продолжение)

[+Lupa+]

Начало
Продолжение от 17.08

Ну, вот и продолжение. Сплошная болтология, никакого действия. Фигня, короче.
______________________________________________________________________

Как и ожидалось, Эдвард обнаружился на чердаке: он стоял возле разбитого окна, всей своей несуразной фигурой воплощая какую-то обреченность, ощущаемую даже на расстоянии. Наплевав на грозящие проломиться под моим весом доски, я подлетела к нему и вцепилась рукой в плечо.

- Что это ты задумал?

Он будто не расслышал.

- Эдвард! – позвала я чуть громче.

- Он лежал там, - невпопад отозвался он.

- Кто? – почему-то шепотом спросила я.

- Человек, которого я убил.

Я не нашла ничего лучше, чем ляпнуть:

- Так это правда?

Он чуть повернулся ко мне и очень внимательно посмотрел. Я невольно поежилась и остро захотела откусить свой болтливый язык.

- Правда, - ответил он так тихо, что я разобрала слово только по артикуляции.

Я придвинулась поближе и тоже посмотрела вниз. Там был заброшенный фонтан с торчащим посередине кустом в виде кисти. Никаких следов не осталось, только осколки стекла под самой стеной выдавали, что из окна все же кто-то выпал. Я машинально стерла с левого предплечья щекочущие струйки крови и задала вопрос, который интересовал меня больше всего на свете:

- Почему?

- Он угрожал… ей. – Теперь Эдвард совсем отвернулся от окна, и в наступающих сумерках я никак не могла разглядеть выражение его лица.

Ей… та девушка, о которой мне рассказывали в городке, старушка в супермаркете… Ким. Моя рука по-прежнему лежала у него на плече: я слегка сжала ее и положила вторую ладонь ему на грудь, прямо напротив того места, где должно располагаться сердце. Он вздрогнул и, как мне показалось, выжидательно на меня посмотрел.

- Знаешь, - начала я, глядя ему в глаза, ярко блестевшие на укрытом тенью лице, - в одной книге я вычитала, что любовь – это когда ни о чем не нужно жалеть. Не жалей ни о чем, Эдвард. И не вини себя.

Он покачал головой.

- Я лишил человека жизни. Я – убийца, и это не исправить.

Я опустила голову и задумалась, не зная, что еще можно сказать. У меня никак не получалось воспринимать его как убийцу, несмотря на «разрекламированный» местными жителями образ маньяка с лезвиями, но формально он был прав. Поэтому аргументы хотелось подобрать железобетонные. К сожалению, все, что приходило на ум, скорее, напоминало белые пушинки одуванчика, разлетающиеся от легкого дуновения ветерка. А потом я вновь посмотрела в эти страдающие глаза на словно бы неживом бескровном лице - и слова полились само собой.

- Послушай меня, ты не убийца, - я вложила в эту фразу всю искренность, которая когда-либо рождалась в моем сердце. – Ты сделал то, что должен был. Если бы кто-то угрожал моей семье, я разорвала бы его на мелкие кусочки, и ни на секунду бы не засомневалась в правильности своего поступка. Это нормально – защищать тех, кто тебе дорог, тех, кого любишь. За это никто не осудит. И тем более нельзя осуждать самого себя. – И без всякого перехода спросила, - Хочешь, я посижу тут с тобой?

Эдвард ответил не сразу, очевидно, ошеломленный моей пылкой речью.

- Всю ночь?

Я улыбнулась.

- Всю ночь. Только схожу за пледом, а то по ночам пока что зябко. И за сигаретами – ты не против?

- Нет, не против. – Он потоптался и добавил, - Спасибо. Ты не сердишься на меня за...? – он скосил глаза на порезы.

Я помотала головой.

- Сама виновата. Ладно, подожди, я скоро вернусь.

Окрыленная, я скатилась по ступенькам вниз, наскоро полила на раны йодом, стискивая зубы и тихонько шипя разнообразные ругательства, перевязала руку и заметалась, хватая плед, фонарь, запечатанную пачку сигарет и консервную банку, служившую пепельницей. Подумав, прихватила еще и гитару – вроде бы ему понравилось, как я играю, судя по царапине на корпусе. Еще подумав, взяла пачку галет, упаковку вяленого мяса и початую бутылку местного вина, потому как ужин я, видимо, сегодня благополучно пропускала. И поскакала обратно наверх.

Эдвард стоял там, где я его оставила. Не церемонясь, я опустилась на лежбище, которое он себе устроил в заброшенном камине, и похлопала рядом с собой.

- В ногах правды нет. Иди сюда. - Пока я собиралась, мне пришло в голову, что неплохо бы обсудить всю эту ситуацию с домом, из-за которой и разгорелся сыр-бор. Так что с этого я и решила начать, благо, впереди была вся ночь, чтобы наизвиняться за сказанные в пылу спора гадости и решить, что делать дальше.

Он неловко подошел по скрипящим половицам, а я подумала, что стоит перенести его убежище вниз, пока чердак не починят строители, потому как если Эдвард загремит вниз с такой высоты, то его даже сам Ларри не соберет.

Эдвард сел рядом, взмахнув для равновесия руками и вытянув покалеченную ногу вперед. Я помялась… и как в холодную воду:

- Я хотела поговорить насчет дома. – Он насторожился. – Ты прости, за то, что я сказала. Я так не считаю, на самом деле, просто ты меня очень разозлил. Я знаю, что ты существуешь, что ты настоящий. Но все-таки официально ты нигде не числишься, поэтому дом считается нежилым. Поэтому его продали мне. И богом клянусь, его покупка была самым правильным поступком, который я совершила за всю свою непутевую жизнь. Потому что иначе бы я не встретила тебя. А это – самая лучшая встреча за всю мою непутевую жизнь.

- Правда? Лучшая встреча… со мной?

Я улыбнулась.

- Ну, да. Представь, что дом достался бы кому-нибудь другому. Какому-нибудь дельцу, который сровнял бы его с землей, а тебя отправил бы на помойку или разобрал к чертовой матери.

В глазах Эдварда отразился самый настоящий ужас.

- Разобрал? Вот так? Я же… живой.

Я вытащила зубами пробку из бутылки.

- А ему плевать. Людям обычно плевать друг на друга. Да если бы он только заподозрил, что ты можешь помешать ему получить прибыль, он бы тебя в бетон закатал.

- В ка-какой бетон?

- Из которого сделал бы фундамент для многоэтажного гаража, строящегося на месте твоего дома. – с этими словами я отхлебнула глоток прямо из горлышка.

Тут я заметила, что Эдвард дрожит, и поделилась с ним пледом.

- Но так нельзя, - пробормотал он, - это неправильно. Это же мой дом.

Я вздохнула. Ну, как объяснить ему, что этот мир, по большому счету, большая лужа дерьма, и чтобы выбраться оттуда, надо цепляться зубами и когтями, выгрызая себе место под солнцем. Или иметь крылья, чтобы парить в небе… как он. Хотела бы я не знать жестокости этого мира. Эдвард лишь коснулся этой мерзости – и уже опалил крылья... я взглянула на его культю… и потерял перья.

- Да ты не бойся, - нарочито бодро заявила я. – Это же не случилось… и уже не случится. Вот увидишь: отремонтируем дом, починим тебя – и все наладится. Туристы будут жить в номерах и радоваться аттракционам, а ты будешь спокойно заниматься любимым делом – стричь кусты, вырезать фигуры изо льда. Закажем лед, его привезут с гор…

- Не нужно привозить, - заметил Эдвард, - он сам появляется.

Я удивилась.

- Как это сам?

Он пожал плечами.

- Не знаю. Просто сам. А ты?

- Что я?

- У тебя тоже есть кто-то, кого ты… любишь?

Я улыбнулась и, достав из внутреннего кармана бумажник, вытащила из него фотографию.

- Есть. Дочка, ее зовут Дара. Вот она, смотри. – Я поднесла фото поближе к его лицу, чтобы он мог разглядеть.

Эдвард внимательно рассмотрел портрет Дары.

- Красивая.

– Она замечательная. – Я убрала фотку обратно. - Еще бабушка. И… был один человек… мы любили друг друга. Но он – перекати поле: всегда в дороге, никогда не сидит на одном месте. Я была такой же, пока не родилась Дара. Тогда я захотела осесть на одном месте, чтобы у нее был свой дом. А он… он не захотел. И мы расстались. Иногда бывает очень трудно удержать того, кого любишь.

- И еще труднее отпустить, - тихо закончил Эдвард.

- Да ты философ! – усмехнулась я.

Я подняла глаза и внезапно встретилась с ним взглядом. Так мы смотрели друг на друга какое-то время, словно обмениваясь мыслями в подступающей темноте, освещенные одним лишь голубоватым светом галогенового фонаря.

- Какая она была? – то ли спросила, то ли только подумала я.

- Чудесная. Самая прекрасная на свете. Самая добрая.

Эдвард отвернулся.

- Он был сильным, добрым и веселым, – продолжила я. - С ним я чувствовала себя свободной, как птица… Мы колесили по дорогам, нигде не задерживаясь надолго. Пели, танцевали… Потом родилась Дара, и я вернулась домой. И однажды он ушел. Ни записки, ни слова. И ничего не осталось.

Я вдруг поняла, что ни с кем еще ни разу не говорила об этом. Бабушка не поняла бы меня, а Ларри… это Ларри

Повинуясь внезапному порыву, я ткнулась Эдварду в плечо.

- Теперь понимаешь, почему мне так нужен этот дом? Это будет замок, который я подарю дочери. Чтобы она всегда была со мной… Чтобы больше никогда не рвалась эта нить… Понимаешь? Там, в сердце, такая тонкая нитка, она натягивается до предела, а потом рвется, и так больно…

- Я понимаю, - просто ответил он.

Негромко звякнули лезвия, когда он уперся ладонью в лежанку и обнял меня покалеченной рукой. А я неожиданно для себя расплакалась, бессвязно повторяя:

- Так больно… так больно…

Наконец, слезы иссякли, и я уже корила себя за это проявления слабости. Вывернувшись из-под руки Эдварда и выпрямив спину, я спросила:

- Хочешь, я тебе сыграю? Я не ахти какой музыкант, но кое-что умею.

- Сыграй, - согласился он.

- Все равно что? – уточнила я.

Он кивнул, и я достала гитару из чехла.

Так мы и просидели всю ночь. Я играла, пока пальцы не запросили пощады, изредка прихлебывая оказавшееся неплохим вино, а Эдвард сидел и задумчиво глядел на фонарь, в стенки которого бились жирные и мохнатые ночные мотыльки. Ближе к утру глаза у меня начали слипаться.

- Ох, Эдвард, похоже, я не сдержу обещание, - сонно проговорила я.

- Не страшно. – Он стряхнул с плеча плед и встал. – Ложись.

Я не заставила себя уговаривать, забралась с ногами на продавленную кровать и завернулась в плед.

- А как же ты?

- Я не сплю. – Эдвард улыбнулся. – Буду глядеть в небо и ждать рассвета.

- Лучше останься тут, - посоветовала я. – На эти доски смотреть-то страшно, не то, что ходить. Садись, места хватает.

- Хорошо, - согласился он.

Глаза у меня почти совсем закрылись, поэтому я только почувствовала, как прогнулась под тяжестью его тела кровать.

@темы: Фанфикшн

---

Удачное приобретение (продолжение)

[+Lupa+]

* * *

Чужак дернулся и упал навзничь. Раздался пронзительный звук, словно по камню проскребли ножом. Я медленно поднялась, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, и сделала шаг по направлению к нему, все еще держа на мушке его голову и светя в глаза фонариком.

- Кто ты? Что ты здесь делаешь?

- Эдвард. Я здесь живу.

Голос, господи, какой у него тихий и дрожащий голос… Испуганный.

Хорошо, что испуганный. Я глянула на свою трясущуюся руку – пистолет ходил ходуном – и подумала, что стоит держаться поувереннее. И тут его слова просочились, наконец, сквозь адреналиновый барьер.

- Эдвард? – переспросила я недоверчиво и подошла поближе.

Незнакомец попытался отползти. Раздался все тот же отвратительный скрежет. Лезвия – догадалась я. Он их где-то прячет, выжидая, когда я расслаблюсь и позволю себя прирезать. Не дождется.

- Покажи руки! – потребовала я.

Этот странный тип поднял правую руку, опираясь на локоть левой. В свете фонарика ярко сверкнула сталь.

- Я же велела бросить оружие! – завопила я и на всякий случай отступила назад.

- Я… не могу. Это рука, – как-то обреченно ответил незнакомец и пошевелил лезвиями.

- Иди ты?!

Я едва не рассмеялась от абсурдности ситуации. Передо мной лежит тип, затянутый в черную кожу, выглядит так, точно в дурдоме объявили день открытых дверей и по ошибке выпустили самых буйных пациентов, и хочет уверить меня, что эта штука с лезвиями – его рука. Мда, бывают случаи, когда не все дома, а эта стадия, по-видимому, называется «все ушли».

- Если ты сейчас же не избавишься от этой хреновины и не отбросишь ее подальше, я тебя пристрелю. И ничего мне за это не будет, - пригрозила я. – и где вторая рука, а? Чего ты ее прячешь? Что в…

Слова застряли в глотке.

Потому что он совсем лег на спину и поднял левую руку.

Богом клянусь, я никогда в жизни ничего подобного не видела.

До локтя это была обычная рука, несмотря на кожу и ремни. Но ниже локтя свисало уродливое сплетение железяк, навевающее странные ассоциации с Терминатором. Стоп. А это мысль!

- Ты робот? – я недоверчиво глядела на культю, – андроид?

- Я человек, – возразил незнакомец.

- Угу, а я – мать Тереза…

Я приблизилась и склонилась над ним. Лежа на спине особо не подергаешься, да и рука у него, как выяснилось, только одна. Эдвард не врал: правая кисть казалась жесткой перчаткой, к которой вместо пальцев были прикреплены длинные лезвия. Эдвард… Пораженная внезапной догадкой, я посветила ему в лицо. Он зажмурился, но я все равно видела… Метнувшись к сундучку, я вытащила фотографию.

Это был он.

Бледный, с фиолетовыми тенями вокруг глаз, с многочисленными дурно зажившими порезами, но это был он. По какой-то причине я сразу же успокоилась. И даже повеселела. Я убрала фонарик, сунула пистолет за пазуху, фото – в карман и пошла за хворостом.

Когда я вернулась, Эдвард, точно майский жук, все так же лежал на спине, подняв руки, и опасливо смотрел на мои манипуляции. Я раздула костер и повернулась к нему.

- Вставай уже, человек, - фыркнула я. – И объясни толком, что ты тут забыл.

Он неловко перекатился на бок и попробовал приподняться на том, что осталось от левой руки, помогая себе правой; железки скользили по полу. Наконец, Эдварду удалось сесть, но встать он уже не смог. Я обратила внимание на то, как он странно двигает правой ногой и вспомнила звук его шагов. Видимо, нога тоже была поломана. Наконец, он прекратил бесплодные усилия и оперся на неповрежденную руку.

- Я… не могу подняться.

Я вздохнула. Кажется, без моей помощи он не сдвинется. Забавно, но я уже почти не боялась этого странного создания – уж больно жалко оно выглядело.

- Давай свою клешню. Да не правую, левую давай, - я ухватила его за локоть, напряглась - и вздернула на ноги. Эдвард тяжело оперся на меня, так что от неожиданности я сама едва не загремела на каменные плиты. Перехватив это чудо природы за талию, я отбуксировала его на спальник и усадила там, а сама отправилась греть остатки кофе.

- Спасибо, - прошелестело мне вслед.

- Как же ты поднимался раньше? – я оглянулась через плечо на сумрачную фигуру.

- Долго. Иногда – несколько дней.

Я невольно содрогнулась, представив себе, каково это – беспомощно лежать где-нибудь на полу и знать, что никто не придет, что если сам не встанешь, то останешься там навсегда. Вдруг подумалось: это чертовски похоже на мою теперешнюю жизнь. Хорошо, что я всегда приземляюсь на ноги. Этот парень окончательно перестал меня пугать. Похоже, это я напугала его до судорог, а был бы он маньяком, вряд ли бы так боялся.

Прихватив пиво, я плюхнулась рядом. Эдвард настороженно покосился на меня, и я практически слышала, как у него в голове крутятся шестеренки (интересно, а они правда крутятся?) – отодвинуться от меня подальше или смириться с неизбежным?

- Не бойся, я не кусаюсь, - заверила я и, потянув из-за спины шерстяной плед, накинула его на плечи своего неожиданно обретенного собеседника. – Рассказывай.

- Что рассказывать?

- Откуда ты взялся, что тут делаешь, давно ты тут… Короче, все.

- Короче?

Я рассмеялась. Нет, это не Терминатор, это Дейта какой-то!

- Я имею в виду, что хочу услышать твою историю. Целиком. С начала и до настоящего момента. Понятно?

- Понятно.

Я вскрыла банку. Пиво было тепловатым, но меня это уже не волновало. Вытащив из кармана фотографию, я сунула ее Эдварду под нос.

- И не забудь объяснить, почему ты так похож на этого человека.

Тот уставился на фото, будто первый раз его видел. Впрочем, я не исключала такой возможности, учитывая, в какой пыльной дыре стоял приснопамятный сундук.

- Я не знаю, почему, - подтвердил Эдвард мои предположения.

- Тогда рассказывай, что знаешь, - велела я.

Он вздохнул, помолчал – и начал рассказывать. Голос звучал неуверенно, словно его обладатель забыл, как им пользоваться. Он говорил о старом ученом-изобретателе, которому однажды пришло в голову превратить механизм для резки салата в живое существо. О том, как ему это удалось. Почти удалось. И нет, это было не нарочно, он хотел закончить Эдварда, просто не успел. О том, как этот изобретатель, которого Эдвард, кажется, всерьез считал своим отцом, учил его, читал ему, развлекал…

Я слушала, и перед глазами у меня вставала своя версия событий. По словам Эдварда, ученый был очень стар. А юноша на фото – скорее всего, его сын – очень молод. И еще была комната жены… Возможно, это была попытка старика уйти от одиночества? Как бы то ни было, но тем самым он обрек на одиночество другого, который так же не заслуживал этого. Никто в целом свете не заслуживает быть один.

Из носика кофейника повалил пар. Я допила оставшееся пиво и встала.

- Кофе будешь?

- Да. Спасибо.

Я и сама не знала, почему предложила ему кофе. По идее, роботы же не питаются… Но вдруг показалось негостеприимным хлебать эту коричневую муть в одну харю, пока он будет сидеть тут как бедный родственник. Если честно, я ждала, что Эдвард откажется. Но нет, согласился. Вот и поди ж ты, пойми, кто он там: андроид, инопланетянин или взаправду человек, как он сам считает?

Вернувшись с двумя жестяными кружками, я застыла в нерешительности. Чем ему-то кружку держать? Не поить же его… Я поставила свою на пол, взявшись за угол одеяла, перехватила вторую кружку за край и вцепилась Эдварду в плечо.

- Вытяни руку.

Он послушно выставил перед собой тот кошмар, который у обычных людей именуется кистью – и сразу же начал заваливаться назад, и завалился бы, если бы я его не держала. Я осторожно нанизала ручку кружки на его указательный «палец» и скомандовала:

- Теперь прижми большим пальцем.

Он так и сделал. Убедившись, что кружка зажата надежно, я отпустила ее. Держать Эдварда оказалось тяжеловато, так что я сразу перешла ко второй части операции, и, развернув его слегка от себя, села так, чтобы упираться спиной ему в спину.

- Удобно? Я положила тебе два кусочка сахара.

- Спасибо… Тереза.

Я подавилась кофе.

- Что-о?

- Вы так назвались. – В голосе Эдварда слышалось явное смущение.

Я хихикнула. Этот парень был еще наивнее, чем я думала. Наивнее, чем вообще можно представить.

- Мне зовут Габриэль. Можешь звать меня Габи.

- Габи, - повторил он, будто пробуя имя на вкус. – Спасибо за кофе.

- Пожалуйста. Давай продолжай.

И он снова говорил, и иногда казалось, что он рассказывает свою историю вовсе не мне, а себе самому... А я слушала, не забывая прихлебывать из своей кружки и глядя, как на пол падают частые капли – снаружи опять шел дождь. В какой-то момент мои веки отяжелели, убаюкивающий голос слышался все дальше и дальше, пламя костра превратилось в размытое пятно…

Последнее, что я слышала, было:

- И тогда я увидел ее, танцующую под падающим снегом.

* * *

Первое, что я осознала, проснувшись - у меня невозможно затекла шея. Мельком удивившись тому, как мне удалось заснуть на той жесткой поверхности, которую я сейчас чувствовала под собой, я открыла глаза. И тут же закрыла. Потому что надо мной нависало чье-то лицо. Без паники, – приказала я себе, - думай, думай, откуда тут взялось это лицо, а главное – что ты делала вчера. Вчера я ловила маньяка…

И в памяти начала всплывать вся столь богатая на события прошлая ночь. Я подкараулила маньяка… Только это оказался вовсе не маньяк… Странный сломанный механизм… человек… Он назвал себя человеком… Он рассказывал мне о себе… Как его зовут?..

- Эдвард.

- Доброе утро, - прошелестел он, и я удивилась странно светлому выражению его лица. Словно он видел или слышал нечто необыкновенно приятное. Хотя что может быть приятного в моей опухшей со сна физиономии? Или дело в том, что я назвала его по имени? Или в том, что рядом с ним впервые за долгое время оказалось живое существо?

Рядом?

Тут до меня начало доходить… Вчера я заснула, не дослушав до конца. И теперь лежу головой на чем-то жестком… у него на коленях.

Собрав все эти своевременные соображения в кучу, я довольно резво подскочила, едва не опрокинув Эдварда. Чтобы удержаться, он сильнее склонился вправо, загремев по полу кружкой, которая так и осталась висеть у него на «пальце», и проехавшись ладонью по коричневой жиже, натекшей из нее.

- Простите за кофе… вы спали, я не хотел вас будить, и пришлось…

- Да ладно, здесь так грязно и сыро, что лишняя лужа практически незаметна. Это мне резон извиняться – из-за меня ты, небось, сам не выспался.

- Я не нуждаюсь во сне.

Я кивнула – андроидам сон совершенно ни к чему. Разве что батарейки подзарядить…

- Эдвард, а у тебя есть батарейки?

- Нет.

- А на чем ты работаешь?

- Работаю? Я подстригаю кусты, делаю ледяные статуи…

Я поняла, что мы с ним малость не поняли друг друга.

- В смысле, что тебе нужно для жизни?

Он пожал плечами.

- Не знаю. Ничего.

Это прозвучало так… короче, мне не понравилось, как это прозвучало. Я вздохнула и подняла голову. День обещал быть ясным и солнечным – сквозь окна пробивался ласковый золотой свет. На одном из подоконников примостился Тифон, греясь в первых утренних лучах. Я снова вздохнула.

- Но, надеюсь, от завтрака не откажешься? И не надо мне выкать, я не такая уж старая. Скорее, это ты постарше меня будешь. Лет на сто.

- Не откажусь. Не буду… сто лет?

- Ну, судя по одежде в комнатах, тебя создали еще в позапрошлом веке. Но это неважно. Посиди тут… или… а пойдем-ка наружу!

Я бесцеремонно подхватила Эдварда под руку и потащила на выход.

Пристроив своего гостя под кустиком, я вернулась за вещами и провиантом. Лужи на полу почти высохли, и сейчас дом выглядел куда приветливее. Или это потому, что в нем, как оказалось, кто-то живет? Я не знала. Только понимала каким-то внутренним чутьем, что отныне ничего уже не будет, как было. И будет только лучше. Занятно, прежде подобное ощущение появлялось, только когда я навещала Дару и Ба. Побросав вещи в рюкзак и прихватив постель, я вернулась к «стоянке» в саду.

- Пересаживайся, на земле сидеть неполезно, - я махнула в сторону разложенной пенки и отправилась колдовать над завтраком. – Сосиски любишь?

- Наверное.

Я кивнула.

- Значит, сосиски. Все равно у меня больше ничего нет. Черт, опять придется ехать в магазин!

Кофейник булькал, сосиски скворчали, а я думала, что жизнь вроде бы налаживается.

- Вот, - сказала я, ставя на доску, заменявшую стол, тарелку с аппетитно-румяными сосисками, кофейник и прочие милые сердцу мелочи, вкупе составляющие один из традиционных завтраков туриста. – Надеюсь, с кружкой управишься сам? А то так есть хочется, что переночевать негде.

Эдвард вскинул непонимающие глаза. Предупреждая дальнейшие вопросы, я пояснила:

- Просто присказка. Ну, так как?

- Управлюсь.

- Вот и славно.

Я подцепила сосиску на вилку, мазнула ею по блюдцу с кетчупом и откусила чуть ли не половину. Вторым укусом я прекратила ее существование на бренной земле, зажевала хлебом и заполировала это дела изрядным глотком кофе. Утолив таким образом первый голод, я принялась наблюдать за действиями Эдварда. Он нанизал сосиску на лезвие, но оно оказалось слишком широким и острым и прорезало ее насквозь. Сосиска упала на траву – к вящей радости караулившего неподалеку Тифона.

- Извини… - я практически услышала проглоченное «…те».

- Фиг с ней, с сосиской, я заныкала еще пару на случай… - очень хотелось сказать «атомной войны», но мне вовремя пришло в голову, что это выражение вызовет еще не один вопрос, поэтому я просто широким жестом обвела импровизированный стол рукой и попросила не стесняться.

Вторая сосиска не слетела с лезвия, зато проскочила аж до самой кисти. В конце концов, мне надоело смотреть на мучения Эдварда, я отставила наполовину опустошенную кружку и сдернула чертов полуфабрикат. Эдвард выжидательно уставился на меня, и я снова подумала, до чего он похож на того, другого…

Тут мне пришла в голову одна идея.

- Так. Давай отвлечемся от пищи телесной и обратимся к духовной. Давным-давно не помню кто поведал мне притчу. Подозреваю, что она докатилась до него через десятые руки и уже весьма отличается от оригинала. Короче, я понятия не имею, кто ее рассказал изначально – Конфуций, или какой другой шибко умный китаец, но случилось так, что мудрец попал на тот свет. И ему подвалила удача побывать по очереди в аду и в раю. Ад представлял собой столовую с кучей столов, заваленных вкуснейшей снедью, но грешники все как один были несчастными, оборванными и голодными. Потому, что взять эту пищу можно было только специальными палочками – фута этак в три длиной. И грешники никак не могли положить эту пищу себе в рот. Они дрались друг с другом, изобретали множество способов насытиться (ни один не работал) и, в целом, производили удручающее впечатление. Затем мудрец попал в рай. Там было все то же самое, за одним исключением: праведники были сыты, опрятны и довольны. В чем был их секрет? Очень просто – они кормили соседа напротив. Думаю, мораль этой истории в том, что настоящие ад и рай сокрыты в нас самих, но в данном случае моральный аспект меня мало волнует. Как ты смотришь на то, чтобы воспользоваться примером праведников?

Я перевела дух и посмотрела на Эдварда. Он выглядел слегка испуганным.

- Может, не стоит? Я могу тебя поранить… Сильно.

- Не беспокойся, - отмахнулась я, - умением есть с ножа я виртуозно овладела в походах, так что если не начнешь дергаться, все будет просто прекрасно.

И, не дожидаясь его ответа, наколола сосиску на свою вилку и сунула ему под нос. Эдвард смешно вытянул губы и откусил кусочек. Прожевал. Слабо улыбнулся.

- Вкусно.

- Теперь моя очередь.

Он подцепил сосиску на указательный «палец» и осторожно поднес ее к моему лицу. Я почти чувствовала его огромное напряжение, словно оно передалось через почву. Лезвие не дрожало, Эдвард сидел спокойно, но мне вдруг показалось, что он все силы положил на эту каменную неподвижность. Что совершенно никуда не годилось. Я не стала затягивать представление, грозившее обернуться пыткой, и, не мудрствуя лукаво, отмахнула от сосиски приличный шмат.

- Видишь, как здорово! А ты боялся. – Я прожевала и широко улыбнулась.

Вы когда-нибудь видели, как улыбаются глазами? Знаю, видели, и не раз. Книжные штампы набили оскомину, киногерои норовят что-то такое изобразить, можно увидеть как близкие и родные искрятся весельем, если вы даете себе труд это заметить. Но я никогда не думала, что улыбка может соперничать с солнечным весенним утром. До сегодняшнего дня. Да, скажите, что это тоже избитая метафора. Вас там не было.

А я была.

- Кетчупа? Хлеба? – поинтересовалась я.

Он помотал головой.

- А тебе?

- Тоже обойдусь.

И мы сидели, взапуски ели сосиски, весело переглядывались и улыбались друг другу

Он улыбался забавно, лишь уголками губ, будто опасаясь выпускать в мир банальные улыбки, когда можно подарить ему настоящее сокровище. А я буквально купалась в этой внезапно зародившейся радости и испытывала странную гордость, оттого что вся она досталась одной мне.

В эти минуты он меньше всего походил на андроида.

* * *

Наконец, с завтраком было покончено, и я получила долгожданную возможность попристальнее разглядеть Эдварда при свете дня. Более всего меня, конечно, занимала поврежденная рука, да и нога требовала внимания. Черный его костюм был порван в нескольких местах, бляхи на ремнях погнуты, а сам он казался припорошенным белым порошком. Даже в густой черной гриве запутались крупинки, создавая впечатление седины, удивительным образом контрастирующей с молодым или, скорее, вневозрастным лицом. На фоне всего этого его глаза, казалось, жили отдельной жизнью, ярко выражая каждую возникающую в душе эмоцию.

- Какой-то ты пыльный, - заметила я. – Живешь на чердаке?

- Да.

- И рука… там осталась, да? – озвучила я новую догадку.

- Да.

Я подумала о мастерской в задней части дома.

- Вставай. Прогуляемся до твоего чердака.

Пока Эдвард возился, поднимаясь, я сбегала к машине за мотком крепкой веревки.

- Ты знаешь, где там опасные участки? – спросила я, пропуская Эдварда вперед себя в дом.

- Нет, но я почти не хожу по чердаку. Только в правой части. Там безопасно. А рука – в левой.

- Угу.

Из-за ноги Эдвард шел довольно медленно, поэтому на лестнице я его обогнала. Перед входом на чердак я остановилась и, в ожидании, пока он дотелепает до площадки, крепко обвязалась веревкой и защелкнула карабин. Потом обмотала веревку вокруг перил и закрепила второй конец на талии подошедшего Эдварда.

- Твоя задача – удержаться на ногах и не дать мне упасть, если подо мной провалится пол.

О том, что будет, если на меня обрушится потолок, я старалась не думать.

- В… тебе не нужно ходить туда… из-за меня, Габи. Это…

- Опасно, я в курсе. И очень глупо, да. Но знаешь, я никогда особым умом не отличалась.

Я ободряюще улыбнулась, похлопала Эдварда по плечу, подняв облачко пыли, и, пытаясь выкинуть из головы его отчаянно-умоляющий взгляд, шагнула на чердак.

Осторожно ступая по угрожающе провисающим доскам, я размышляла, какого же черта я принимаю такое участие в человеке, да и не в человеке даже, которого знаю меньше двенадцати часов и которого недавно собиралась пристрелить, как бешеную собаку. Ответа на этот вопрос не находилось. Хотя, может, все дело в моем нерастраченном материнском инстинкте? Дара далеко, Тифон на роль младенца ну никак не подходит, а тут буквально под боком оказывается нуждающееся в помощи существо. Робот он там или нет, но действовал он, как человек. Как будто у него есть душа: робкая и одинокая. Вот меня и заколбасило….

От этих мыслей у меня пухла голова.

Чердак был велик и полуразрушен. Крыша явно держалась на соплях, несмотря на многочисленные подпорки. С полом было чуть получше – во всяком случае, ни одна доска подо мной даже не треснула. Издалека приметив наиболее здоровенную кучу из прогнивших стропил, черепицы и кусков штукатурки, я направилась прямиком к ней.

Место, где завалило Эдварда, я нашла почти сразу. Там на полу было коричневое пятно. Кровь… Но откуда? Нет, глупости, смазка какая-нибудь или что там у него… топливо. Я принялась аккуратно отваливать куски черепицы. Тянулись минуты, в проникающих сквозь дыры в крыше солнечных лучах плясали пылинки, а проклятая рука никак не желала находиться…

- Вот зараза. - Я напоролась ладонью на острие, - здравствуй, столбняк…

- Что случилось? – Эдвард переминался на пороге, но не решался войти, видимо, памятуя о моих инструкциях.

Я отмахнулась.

- Руку твою нашла. Не ходи сюда.

Выудила из кармана платок, перевязала ладонь. Порез оказался длинным, но неглубоким. Заживет быстро, но болеть будет, как сволочь. Потом раскидала еще несколько обломков, освобождая лезвия и кисть. Теперь была очередь балки, которая и прижимала эдвардову руку предплечьем к полу – острый край размозжил механизм и фактически отрезал ее подобно гильотине. Балка оказалась тяжелой, но в итоге я ее сдвинула. Мне было проще, так как я вытаскивала руку с другой стороны.

- Вот. – Я гордо помахала трофеем перед Эдвардом. – Посмотрим, что можно сделать.

- Ты порезалась? – Он выглядел таким виноватым, будто лично покромсал меня в лапшу.

- Да, рука была такая грязная, что я бы ее и не заметила, если бы не порезалась. И не надо на меня так смотреть. Обычный несчастный случай, никто от такого не застрахован. Разве если я спрыгну с моста, в этом виноваты его строители?

Эдварда помотал головой, и взгляд его прояснился.

- И ты… можешь ее починить?

- Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Нужно будет как следует в ней поковыряться, так что потопали-ка мы в мастерскую. К тому же, там наверняка есть запчасти.

И мы потопали в мастерскую.

На месте я подтащила верстак поближе к окну и помогла Эдварду на него взобраться. Самый поверхностный осмотр дал понять, что в одиночку, да еще без серьезных инструментов я с этим не справлюсь. Нет, с культей было все в относительном порядке, но вот в оторванной руке все «внутренности» сплющило и перекорежило, а погода довершила начатое - они слиплись в отвратительную мокрую и ржавую массу.

- А это что? – я показала на потрескавшуюся каучуковую трубку на конце культи, пережатую стальным зажимом.

- Мммм… оттуда идет кровь.

- Как это? - не поняла я.

- В этой трубке моя кровь.

Я недоверчиво уставилась на Эдварда - он ответил мне спокойным и ясным взглядом.

- Ты не против, если я проверю? Я не буду снимать зажим, только чуть ослаблю.

- Если так нужно…

- Вот и славно.

Я нажала на концы зажима, его бранши чуть ослабли, и на поверхность верстака упали густые алые капли. В испуге я перекрыла трубку обратно. Неужели правда? Я мазнула по капле кончиком пальца и поднесла ко рту. Знакомый медно-солоноватый привкус. Кровь. Как это может быть? Ну, как? Вся моя предыдущая жизнь, весь мой технический опыт в один голос кричали, что так не бывает. Однако же вот он, Эдвард, лежит передо мной, и где-то в его механическом теле пролегают резиновые трубки, наполненные вполне настоящей кровью. Либо предельно достоверной ее имитацией, но в эту версию верилось слабо.

Я взглянула на трубку новым взглядом – и ужаснулась. Она вся была покрыта трещинами. Я знала, что срок службы резины невысок, со временем она разрушается. И, кажется, эта трубка находится на пределе своей прочности. Нет оснований считать, что остальные тру… сосуды выглядят лучше. А это означает, что если в ближайшее время не сделать полную замену, Эдвард просто-напросто… истечет кровью.

Меня передернуло.

- Полежи здесь немного, ладно? – Я ласково улыбнулась тревожно глядевшему на меня Эдварду. – Я быстренько позвоню кое-кому и сразу вернусь.

Через маленькую заднюю дверь я вышла в сад – в доме телефон ловил отвратно, толстый камень глушил волны за милую душу – и набрала номер Ларри.

- Здравствуй, свет очей моих! – радостно пробасило в трубке. – Что-то еще случилось?

- Ларри, - укоризненно ответила я, - по-твоему я не в состоянии позвонить тебе просто так, без повода?

- Неа, - отозвался Ларри. – Крайний раз, когда ты звонила мне без повода, у меня был день рожденья. Упс, это ведь тоже повод!

Ларри довольно расхохотался. Я пожала плечами, признавая его правоту, словно он мог меня видеть.

- О`кей. Скажи мне, ты ведь не только в машинах разбираешься?

- Я разбираюсь во всем, что можно разобрать, - ответил Ларри и загоготал над собственным каламбуром. – А что именно тебя интересует?

- Понимаешь, я тут обнаружила один интересный… механизм. Он в рабочем состоянии, но немного сломан. Нужен серьезный ремонт, возможно, с заменой запчастей. Вот я и подумала…

- Мой ответ – да! Ты меня заинтриговала, чертовка. Какие механизмы могут быть в старом доме? Я даже готов прибыть пораньше.

- Насколько пораньше? – я ощутила приятное возбуждение: все складывалось как нельзя удачно.

- Через пару дней. И прихвачу с собой всех сразу: и механиков, и строителей.

- Спасибо, Ларри. Я твой должник.

- Да брось. Какие счеты между нами! Пока, детка.

- Пока.

Я вернулась в мастерскую. Эдвард все так же лежал на верстаке, едва подергивая лезвиями на уцелевшей руке.

- Нервничаешь?

- Я… ты можешь вернуть мне руку?

Я поняла, что этот вопрос волновал его с самого начала. Конечно же, он нервничал. Занервничаешь тут, когда тебя осматривают, проверяют, идет ли у тебя кровь, а потом вдруг исчезают в неизвестном направлении. Сразу воображение рисует разные ужасы.

- Извини, - я покачала головой. – У меня не хватит умения сделать это в одиночку. Поэтому я вызвала друзей. Вот они-то уж точно смогут все починить и вообще сделают полный осмотр и ремонт. Но ногу я, возможно, подлатаю сама.

С ногой, на самом деле, не было никаких проблем – просто погнулся штырек поршня, проходящего в икре и сгибающего ее в колене. Нет, там было погнуто кое-что еще, но ходить мешало именно это. Так что я притащила из машины недостающие инструменты (в мастерской, к сожалению, было далеко не все) и в десять минут все выправила. Припаять же наполовину оторванный кусок металлической оболочки у меня возможности не было ввиду отсутствия электричества. Его я тоже выровняла и не придумала ничего лучше, нежели обмотать изолентой. Позже Ларри разберется с этим, а пока и так сойдет. Напоследок я зашила прорехи в коже суровой ниткой.

- Ну вот, как новенький. Принимай работу, - похвасталась я. – Танцевать не сможешь, и прыгать не советую, но ходить будешь, как прежде. Только постарайся ни на что не наткнуться, там все-таки осталась дыра.

Эдвард осторожно свесил ноги с верстака и спустился на пол. Сделал шаг, другой. Я удовлетворенно улыбнулась – хромота исчезла.

- Спасибо. – Он посмотрел на меня своими невозможными глазищами и я вдруг смутилась, как семилетняя пацанка, застуканная папой в окне второго этажа, куда я клала цветы для мамы. – Почему ты мне помогаешь?

- Ээээ… ну-у-у…

Если б я знала! Не в силах больше выдерживать этот испытующий взгляд, я честно ответила:

- Не имею ни малейшего понятия. Сама у себя спрашиваю. Наверное, потому что тебе нужна помощь, а я могу ее оказать. – Другого ответа не придумалось, но, похоже, Эдварда и этот устроил. Во всяком случае, я не заметила, чтоб он огорчился.

Мы вернулись в сад. Я тащила инструмент обратно в автомобиль, а Эдвард просто шел рядом. Сначала он хотел тоже взять с собой что-нибудь, но я напомнила ему про ногу.

- Вот что мне с тобой делать, интересно? – размышляла я вслух, пока мы возвращались. – Пристроить тебя как часть аттракциона, что ли?

- Какого аттракциона? – Эдвард остановился на крыльце.

- Ну, я ведь купила этот дом специально, чтобы переделать его в отель для любителей всяких ужасов и совместить с аттракционом «дом с привидениями». Я видела нечто подобное в Окленде, но здесь красивее. И теплее.

- Купила? – удивился Эдвард, проходя в дом следом за мной. – Но это мой дом. Я тут живу.

- Живешь, - усмехнулась я, - только знают об этом два человека. Плюс местные жители на уровне сплетен. Нет, это мой дом. Он оформлен на мое имя со всем содержимым, в которое, между прочим, входишь и ты.

Эдвард нахмурился. Невероятно, но, кажется, он начинал злиться.

- Это мой дом. Никому не было до него дела. Никто, кроме меня, не ухаживал за садом.

- Но это не значит, что у тебя есть на него права, - возразила я. Кажется, я тоже начала злиться. – Тебя вообще официально не существует. Ты – выдумка, миф, городская легенда.

- Я существую.

- А какие у тебя доказательства? Удостоверение личности? Водительские права? Медицинская страховка или, может, социальная?

- Но я же стою перед тобой…

Эдвард выглядел таким растерянным, что я почти притормозила. Но только почти. Потому что в следующий момент я закусила удила и меня все-таки понесло:

- Это ты сейчас стоишь. А если бы я тебя не подкараулила, так бы и таился по углам до последнего. Чтобы мир знал о твоем существовании, надо жить в нем, а не рядом с ним! – я практически кричала. – Надо и самому что-то делать, чтобы узнать его. А ты как улитка: высунулся, получил по рогам, испугался и забился обратно, да еще и заперся. Думаешь, этого достаточно? Думаешь, после этого ты узнал мир? Да ты ни черта не знаешь!

Я наступала на Эдварда и, несмотря на то, что он был повыше, умудрялась нависать над ним.

- Это правда, - его глаза полыхнули застарелой болью, - я ничего не знаю. Я хотел, но люди сами прогнали меня… Им не был нужен ни я, ни дом. Они хотели только брать… брать… они хотели, чтобы я был таким же, как они. А я не такой. Люди не верят в установленные ими же правила, говорят одно, делают другое, думают третье… Ты права, я ничего не знаю.

Я застыла, пораженная страстной речью, которую я меньше всего ожидала услышать от такого молчуна.

- Нет, оказывается, ты очень хорошо знаешь мир… Тогда послушай, что я тебе скажу. Я зарабатывала деньги потом и кровью, я продала родительский дом, чтобы купить эту развалюху. Я влезла в долги, я пашу как проклятая, я полгода не видела дочку. И ты смеешь утверждать, что это твой дом, потому, видите ли, что ты тут живешь? Да ты никто, и звать тебя никак!

- Меня зовут Эдвард, - твердо ответил он.

И, словно в подтверждение своих слов, он резко взмахнул рукой – той, что с ножницами. Мы стояли слишком близко друг к другу… Забывшись, я автоматически вскинула руку, ставя привычный блок, и острые лезвия мазнули по предплечью. Я и глазом моргнуть не успела, как, будто по волшебству, на коже набухли кровью и разошлись три глубоких пореза. Эдвард ахнул. У меня перехватило дыхание. Как в замедленной съемке я смотрела на него, видела плещущийся в его глазах ужас, видела собственную кровь, собирающуюся в густые капли на кончиках опущенных вниз ножей. Наконец, я отмерла, развернулась и выскочила на крыльцо.

Порезы кровоточили, но мне было плевать. Трясущимися руками я вытащила пачку. Долго мусолила в пальцах сигарету, вспоминая, что нужно сделать, чтобы ее зажечь. Чиркнула зажигалкой и выкурила ее в три глубоких затяжки, не останавливаясь, потянулась за второй…

Что ж, это было достойное завершение той безобразной сцены, которую я сама же и устроила. А так невинно все начиналось… И чего я так разозлилась? Потом вспомнила, как ужаснулся Эдвард тому, что наделал. Правда, это была, скорее не его вина, а моя… Меня внезапно пронзило тревожное предчувствие. Влекомая им, я заскочила в дом и ринулась вверх по лестнице.
_________________________________________________________________
Если кому-то кажется, что здесь все выглядит надуманным, диалоги дурацкие и вообще все высосано из пальца - не держите в себе, скажите, я постараюсь переписать.
А то мне все кажется, что я пишу жутко корявым и примитивным языком и постоянно плагиачу Осу. *плакаю* Йа неудачнеГ!

@темы: Фанфикшн

---

Удачное приобретение

[+Lupa+]

Поскольку начало фанфика выложено в странном виде (по крайней мере, у меня отображаются черные буквы на темно-коричневом фоне, отчего у меня глаза сползаются к переносице), я его перевыложу заодно с продолжением.

Название: Удачное приобретение
Автор: Lupa
Бета: нет
Фандом: Эдвард Руки-ножницы
Рейтинг: PG-13
Размер: пока миди
Пейринг: Э, ОЖП
Жанр: Drama, Romance
Дисклеймер: Все принадлежит Бертону, и Депп - пророк его. А ОЖП опять, как ни странно, моя. Хотя от меня в ней немного.
Статус фанфика: В процессе
Примечание автора: Упс, ай дид ит эгейн...
Короче, это фанфик по ЭРН, сюжет у меня в голове уже полностью есть, осталось собрать моск в кучу и вбить все это дело в комп. В связи с огромным количеством предложений, теснящихся между ушами, попробовала пользоваться диктофоном, шоб ничо не потерять. Занятный опыт. Буду продолжать эксперименты.
Размещение на других сетевых ресурсах: С разрешения автора. Ибо нефиг.
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

Начало

Пустынное шоссе простиралось впереди, насколько хватало глаз.

Прямая и ровная федеральная трасса № 75 уходила вдаль за горизонт, а по бокам тянулись бесконечные апельсиновые рощи. Асфальт мягко шелестел под колесами, руль словно застыл в одном положении, и все вместе навевало невообразимую скуку. Выудив из бардачка карту, я бесцеремонно развернула ее на приборной панели – все равно тут даже опоссумов нет, чтобы ненароком броситься под машину.

Похоже, заповедники остались позади, а это значит, что я почти у цели. Теперь осталось только съехать на шоссе № 41, а потом уже на местную дорогу. Я небрежно сложила карту и запихнула обратно. Потом как-нибудь поправлю. Потянулась за сигаретами, с прискорбием обнаружив, что осталась, дай бог, четверть пачки. Надо будет затариться по дороге, да и жратвы какой-никакой прикупить. Прикурила, в который раз уже подпалив свисающую на правый глаз косую челку. Несмотря на то, что от этой челки были, в основном, одни неприятности, избавляться от нее я не спешила. Нравилась мне ее парадоксальность: она точь-в-точь повторяла знаменитые рваные челки эмо, но была при этом жизнерадостного светло-медного цвета. Заметив указатель, я решительно повернула руль вправо. Еще несколько миль – и вот оно, сорок первое шоссе. До океана рукой подать: его не видно, но ветер стал удивительно свежим и, кажется, насквозь пропитался йодом.

Я включила радио и повертела ручку настройки. В эфире были одни местные радиостанции с довольно убогими мотивчиками. Я фыркнула и переключилась на магнитолу, жмакнула «рендом». По салону разлились звуки «Hotel California». Отлично, то, что нужно для дальней дороги.

На заднем сидении недовольно завозился Тифон.

- Ш-ш-ш, милый, мы скоро приедем. Потерпи немного. Вода у тебя не кончилась? – Я посмотрела в зеркало заднего вида – сидящий в переноске кот даже сквозь решетку умудрялся глядеть с высокомерным презрением.

Еще через час мы съехали с шоссе. Я мельком глянула на уровень бензина. Мда, похоже, железная лошадка проголодалась. Впереди замаячила заправка. Я затушила сигарету, с сомнением поглядела на переполненную пепельницу и выкинула бычок в окно.

Хмурый парень в фирменном комбинезоне ткнул рылом «пистолета» в отверстие бензобака и меланхолично привалился к боку моего пикапа.

- Странная тачка, - невнятно заметил он, перекатывая во рту жвачку. – Не могу разобрать, какой она марки.

Еще бы! Я ее своими руками собирала в гараже у Ларри – лучшего механика на всем Восточном побережье. Кузов от «Форда», причем здорово модифицированный в процессе, а остальное, как говорится, с миру по нитке.

- «Порше». Новейшая модель, - с серьезным лицом заявила я, - только что с конвейера.

- Да? И когда это вы успели ее покрасить в таком случае? – раздался сзади густой бас.

Я чуть не подпрыгнула и обернулась - позади сидел на ветхом стуле пожилой негр с газетой. Крыть было нечем: помимо прочего, моя машина была раскрашена яркими подсолнухами, что смотрелось на ее мордатом, почти квадратном кузове довольно эксцентрично.

- Спецзаказ, - выкрутилась я. – Мне нужен город ***. Скажите, пожалуйста, до него еще далеко?

- Да тут рядом, - вмешался хмурый парень, - свернете вон за той рощей – и, считайте, приехали. Сначала будет торговый центр, а там и до города рукой подать.

- Спасибо. – Я рассеянно кивнула, расплатилась и покатила дальше.

Торговый центр – это было ценно, тем более что ночевать я собиралась в свежекупленном доме, а ни электричества, ни водопровода там, судя по всему, не было и пока не предвиделось. Следовательно, было бы неплохо запастись водой, дровами и жидкостью для розжига.

Возле рощи и впрямь был указатель с названием города. И население – полторы тысячи человек. Не густо. Свернув на подъездную дорогу, я невольно ахнула и приглушила двигатель.

Он возвышался над городом – темный, огромный, венчающий собой каменистый холм. Казалось, дом давит на это небо, нависает над крохотными аккуратными коттеджами, виднеющимися вдалеке. Закат, обнимающий горизонт, словно обтекал дом, оставляя его черной дырой на полотне этой реальности. Я залезла в сумку и достала фотографии, по которым купила эту махину. Похоже, агент не обманул, и это, действительно, «красивое здание, построенное в 19 веке по индивидуальному проекту в готически-фантазийном стиле». Надеюсь, что дом именно такой большой, каким кажется. Обидно было бы, если бы он оказался мелкой хибаркой. А то, что его отовсюду видно – тем лучше, и никаких указателей не понадобится, он сам себе указатель.

Справа в опускающихся сумерках сиял неоновыми вывесками пресловутый торговый центр. Я зарулила на стоянку, еще раз проверила, как там Тифон, и вошла внутрь. Как и в любом уважающем себя торговом центре, почти весь первый этаж тут занимал супермаркет. То, что надо. Народу в магазине было на удивление мало, но, двигаясь мимо полок с продуктами, я не раз ловила на себе удивленные взгляды. Ну, да, в таком маленьком городке наверняка все друг друга знают, и чужака распознают влет. Впрочем, даже если бы город был большим, учитывая, как они тут одеваются, меня бы все равно мигом раскусили. Видимо, не каждый день пред их светлыми очами дефилируют девицы в армейских штанах и ботинках и майке цвета хаки.

Сдув с глаза челку, я проверила покупки. Вроде бы, ничего не забыла. Навалившись на ручку, я покатила тяжелогруженую тележку на кассу и пристроилась в хвост очереди.

- Проездом у нас? – обратился ко мне стоящий впереди дядечка, которого я про себя отнесла к виду «горожанин словоохотливый».

- Да нет, - беззаботно ответила я, - собираюсь поселиться. Вот, дом купила.

Дядечка нахмурился.

- А кто у нас продавал дом? Раффены, что ли?

- Нет-нет, что вы, я имею в виду не коттедж, а именно дом. Тот, что на холме.

Воцарилось изумленное молчание – в очереди разом смолкли разговоры, и все, как по команде, уставились на меня, в том числе и те, кто до этого старался на меня не пялиться. Я улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Что ж, послушаем, что они скажут. А им явно было, что сказать.

- Это же дом с привидениями!

- Там водятся призраки!

- Гиблое местечко!

- Там живет маньяк с лезвиями!

Заговорили все одновременно.

О, как… Славно.

Судя по всему, каждый считал своим долгом предупредить бедную заблудшую меня о возможной опасности.

- Не обижайте его, пожалуйста! – перекрыл вопли дребезжащий старческий голос.

Я невольно обернулась.

По проходу к кассам семенила старушка, сжимающая в лапках пакет с молоком. У нее были большие печальные глаза и бледное испуганное лицо.

- Не обращайте внимания, - прошептал мне на ухо болтливый дядечка, - это моя тетка Ким. Пятьдесят лет назад ее жениха грохнул тот маньяк, ну, который с лезвиями. С тех пор она чокнулась. Так и не вышла замуж, все твердит про своего возлюбленного, какой он был нежный.

Я молча кивнула. Что ж, в любом городе найдется сумасшедшая бабка, похоже, мне посчастливилось столкнуться с местным изданием. Я проникновенно посмотрела на старушку – этот взгляд я обычно приберегала для Дары.

- Не волнуйтесь, я его не обижу. Поверьте мне.

Та мигом успокоилась и как ни в чем не бывало сунула свой пакет в тележку племянника.

Подошла моя очередь на кассе. За спиной по-прежнему раздавались шепотки. Здорово же я их тут взбудоражила.

- И блок «Lucky Strike», будьте добры, - попросила я кассиршу. Она нырнула за прилавок и выудила картонную коробку.

- А вы, на самом деле, собираетесь там жить? – спросила она, глядя на меня круглыми глазами.

- И не только, - туманно сообщила я, подхватила пакеты с покупками и потащилась на стоянку.

Судя по реакции местных жителей, мне необязательно даже делать рекламу - сюда и без того будут стекаться толпы любителей острых ощущений. Просто толпы.

Однако надо было торопиться: на улице неотвратимо сгущались сумерки, а мне совсем не улыбалось шариться по тамошнему саду в потемках. Исходя из мутных фотографий, сад был большой и запущенный. В конце улицы, на небольшой площадке для разворота пришлось притормозить – высокие кованые ворота, когда-то венчавшие собой ограду, проржавели и погнулись, одна створка была свернута на бок, вторая валялась на земле. Я осторожно проехала по ней, молясь про себя, чтобы там не оказалось какой-нибудь острой завитушки, только и ждущей, чтобы впиться в колесо моему автомобилю. Дорога зигзагом поднималась вверх. Я не особо глядела по сторонам: приходилось следить за дорогой, чтобы не впереться во что-нибудь ненароком. Наконец, припарковав машину перед очередными – на сей раз целыми – воротами, я прихватила фонарик и протиснулась между прутьями в сад.

К моему несказанному удивлению, сад оказался вполне приличным с виду. Нет, сухих деревьев в нем было полно, но помимо них моему взору предстали ухоженные клумбы и изумительно подстриженные кусты. Я видела похожие во Франции. И в Англии, кажется, тоже. Любопытно, у кого это такая буйная фантазия? Учитывая нелицеприятное мнение местных жителей об этом доме, вряд ли кто-то из них ходит сюда по воскресеньям, чтобы поработать садовником. Скорее, это агентство недвижимости расстаралось, всячески стремясь пустить мне пыль в глаза. Неудивительно, если принять во внимание, что я первый покупатель, которого они смогли найти на это здание за последние сто лет.

Я посветила фонариком вверх. Стены и крыша дома, ограда сада были украшены фигурками зверей, птиц и каких-то диковинных животных. То, что надо. И цвет камня отличный. Из этой развалюхи выйдет отличный отель, совмещенный с аттракционом «дом с привидениями». Народ валом повалит. Внутрь я заходить не стала. Кто знает, как оно там, внутри… небось, все прогнило. Еще не хватало оказаться похороненной под обвалившейся балкой в собственном доме!

Протиснувшись обратно, я первым делом выпустила Тифона. Кот немедленно задрал хвост трубой и навострил лыжи прямиком на ограду.

- Счастливой охоты, - пожелала я своему миниатюрному «Шер-Хану», - смотри, не загуляйся там… сам по себе.

Мне неохота было таскаться туда-сюда сквозь узкую щель, да еще и с вещами, поэтому я вытащила из багажника ломик и принялась раздвигать створки. Через десять минут пыхтения и проклятий, а также один сломанный ноготь, одна из створок поддалась и со страшным скрипом распахнулась. Ну, и зер гут, как говорится.

Ночевать в доме по понятным причинам я не собиралась. Так что пришлось выгребать из машины походное снаряжение. Палатку ставить не стала – и так тепло. Пошарила вдоль ограды, насобирала камней, сложила очаг. Рядом кинула пенку, спальник и пакеты с едой. Предположив, что в таком саду хоть где-то должна лежать огромная куча хвороста, я обошла его по периметру, и в одном из дальних углов, действительно, обнаружила эту самую кучу. Тем лучше – одновременно буду готовить и расчищать угол от мусора. Запалив недурной костер и ухнув на решетку видавшую виды сковородку с ужином, я принялась сооружать умывальник. Конечно, если понадобится принять душ или помыть голову, он мне не поможет, но пока сгодится, а потом, думаю, все наладится. Взяв одну из бутылей с водой, я открыла ее и закрыла обратно. Потом повесила на ворота оплетку из толстой проволоки и сунула в нее бутыль в перевернутом виде. Теперь достаточно слегка открутить крышку – и вуаля – умывальник готов.

Потом я неспешно ужинала, поглядывая на чистые весенние звезды, вдыхая солоноватый восточный ветер и заново привыкая к ночевке под куполом неба. Как давно это было! Больше трех лет прошло. Но я помню. Я все еще помню.

Свинина с бобами, пара банок пива – что еще нужно человеку для счастья? Правильно, теплый спальник и ясная погода. Убрав за собой, я умылась, расплела косу, сняла с себя все фенечки, чтобы они не будили меня своим звоном, и, поставив мобильник на семь утра, заползла в спальник.

И долго еще лежала, глядя в рассыпающиеся в очаге угли и слушая, как где-то скачет по саду Тифон. И сама не заметила, как уснула.

В какой-то момент мне снилось, что на меня смотрят. Я буквально всей кожей ощущала этот взгляд. Но он не был тревожным, этот сон. Скорее, это было… предвкушение, как в детстве, когда ждешь Рождество или День рождения, и твои сны полны ожиданием чуда. Потом было легкое, почти невесомое прикосновение. Кажется, я начала просыпаться… «Наверное, это лист с куста упал», - подумала я и отмахнулась. Послышалось мелодичное треньканье, моя рука задела что-то плотное – и все пропало.

- Тифон, башку отверну, зверюга полосатая, - пообещала я – и опять уснула.

* * *

Утро встретило меня веселеньким треньканьем будильника и ярким солнцем, бьющим точно в глаза. Выпростав из спальника левую руку, я попыталась нашарить телефон. Неудачно. Под закрытыми веками плавали золотисто-розовые круги. Вздохнув, я повернулась набок. Вернее, попыталась повернуться – и обнаружила, что голова моя плотно прижата к земле.

Ну, елки-палки!

Я дернулась посильнее, и над ухом раздался вопросительный мурк. Все ясно. Тифон, как обычно, разлегся у меня на волосах. И чего ему в ногах-то не спится?

- Брысь, скотина, - я закинула руку за голову и пихнула кота в волосатый бок. Тот обиженно мявкнул, вскочил и пронесся мимо меня куда-то в кусты. Наконец-то мне удалось вырубить звонок.

Тут я заметила рядом с мобильником нечто странное. Это была прядь моих волос. Начисто срезанная.

- Тифон, ты просто монстр, - пробормотала я. – Придется тебя запирать в подвале, как аттракцион для туристов. И где только такие когти отрастил? Вот лишу тебя довольствия – будешь знать.

Костер прогорел, оставив после себя серый пепел. Я вздохнула и выбралась из спального мешка. Роса давно высохла, день наливался теплом, как спелое яблоко. Пора было приниматься за дело. Но сперва – кофе. Заново запалив костерок и взгромоздив на решетку кофейник, я побрела умываться.

При свете дня старый сад казался куда менее таинственным, чем ночью. Яркие цветы на клумбах, забавно подстриженные кусты… Только дом все такой же серый, мрачный и… холодный, что ли?

Сегодня в плане у меня стояло обследование первого этажа и предварительные прикидки объема ремонтных работ, хотя и так было понятно, что денег сюда придется вбухать немерено. Конечно же, суммы, оставшейся после покупки дома, на это бы не хватило. Удачно, что я смогла договориться с Билли – вряд ли бы кто еще согласился ссудить мне полмиллиона наличными. Теперь деньги лежали в банковской ячейке и ждали того момента, когда я начну превращать их в камень, доски, стекло, трубы… Дел хватало.

Для начала я достала миски и корм для Тифона. Он, конечно, тот еще охотничек, но, как я подозревала, тут и крыс нету. С чего бы им тут быть-то? Поживиться все равно нечем. Потом наскоро перекусила хлебом с клубничным вареньем, влила в себя пару кружек кофе и почувствовала, что готова к труду и обороне. Захватив фонарик помощнее, рулетку, блокнот и карандаш, я подошла к крыльцу. Ну, пора приступать к делу.

Дверь тихонько скрипнула и неожиданно легко отворилась. Солнечные лучи осветили огромный пыльный холл в два этажа. Пыль была везде: на полу, на столах, даже на стенах. В одном месте ровный слой пыли разбивала цепочка следов, уходящая на лестницу, что вела на второй этаж. Так-так, похоже, что юное поколение не очень-то верит в бабушкины сказки про маньяка и бегает сюда на свидания. Ну, я им малину испорчу. Фонарик оказался пока не нужен – сквозь высокие окна внутрь проникало довольно света - и я повесила его на пояс.

У дальней стены высились какие-то бесформенные кучи, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся чудовищных размеров допотопными автоматами. Рядом с ними стоял стеллаж с запчастями. Похоже, хозяин дома был инженером-конструктором. Любопытно. Все было пыльным и грязным. Особенно меня порадовала паутина на люстре. Представляю, как я буду ее обметать. Хотя сама по себе люстра шикарная. Очень антуражно. Почти все стекла в окнах оказались предсказуемо разбиты, так что я попросту обошла холл и подсчитала количество окон. Вдоль стен стояла закрытая чехлами мебель. Дорогая, наверное. Антиквариат. Единственной незавешенной мебелью оказался длинный стол, уставленный книгами, письменными приборами и еще бог знает чем.

Позади парадной лестницы, украшенной зловещего вида фигурой, было еще две боковые лесенки. Я хмыкнула – и решительно направилась налево.

Там был узкий коридор и две двери, ведущие в жилые комнаты. Ага, две спальни. Первая явно женская. Обилие вазочек, салфеточек, несколько картин, прячущихся за мутными стеклами, ширма с китайскими мотивами, кованая кровать с шишечками, слоники на комоде. Надо будет разобрать это все, посмотреть, что можно оставить. В шкафу висели старинные платья – я не решилась их тронуть, побоялась, что рассыплются от старости. Хотя, здесь сухо, вряд ли они сгнили, но…

Вторая комната, видимо, принадлежала хозяину. Там я обнаружила красивое бюро со множеством отделений, обитую зеленым шелком кушетку и кровать, как две капли воды похожую на ту, что стояла в соседней спальне. И еще там был камин. На каминной полке стояла фотография в рамочке. Я взяла ее, стряхнула пыль и всмотрелась в лица обитателей дома, умерших бог знает сколько лет назад. Франтоватый мужчина с усами, молодая женщина, младенец, завернутый в кружевные пеленки. Ничего особенного.

Движимая любопытством, я перевернула рамку и сняла заднюю стенку. На обороте таких фотографий обязательно делали всяческие памятные надписи. Но ничего было не разобрать – здесь окно закрывали тяжелые бархатные шторы. Я потянулась отодвинуть одну из них – и весь карниз целиком рухнул к моим ногам, подняв облако пыли. Я едва успела отскочить, и от неожиданности выронила фото. Рамка жалобно звякнула, поздоровавшись с каменным полом.

Ну, твою же мать!

Чихая и ругаясь на чем свет стоит, я выскочила в коридор. Ладно, пора заканчивать с этими сентиментальными прогулками. Правая лесенка вела в хозяйственные помещения: кухню-столовую, библиотеку и весьма приличную мастерскую. Во всяком случае, инструменты и тиски там были такие же, как и в любой другой мастерской.

Я вернулась к парадной лестнице. Отрадно все-таки, что полы и лестницы тут каменные – одной головной болью меньше, да и шансы быть погребенной под развалинами этого дома резко уменьшались. Наскоро обежав второй этаж и не найдя ничего выдающегося, я спустилась обратно в холл. На чердак не пошла – там как раз пол был деревянный. Но и беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: крышу придется делать заново, и это будет куда проще и дешевле, нежели ремонтировать старую. Подвал я тоже решила оставить на сладкое.

Выйдя из дома, я позвонила Ларри. Он обещал мне подогнать бригаду хороших строителей, да и сам собирался подъехать. Потому что второй его любовью после автомобилей была я. Ему нравилась моя увлеченность такими мужскими занятиями, как возня с моторами, ремонт сантехники и прочее. Он был старым другом отца, и я считала его крестным. А он, всякий раз приезжая к нам домой, рассказывал тогда еще маленькой мне, как мой папа выиграл этот дом в кости почти сразу после того, как мама выиграла папу в карты.

При мысли о родном доме у меня заныло сердце. Я подняла глаза вверх и мысленно извинилась перед родителями. Но ничего не поделать – там не было никаких перспектив. А тут… вдруг получится?

- А вот не надо было одновременно погибать в автокатастрофе, - пробурчала я грустно. – А то даже внучку не сподобились увидеть. Эх…

Запустив руку в волосы, я ощутила, как они буквально скрипят под пальцами. Пыль. Да, надо бы организовать какое-никакое постоянное водоснабжение. Внезапно мне пришла в голову интересная мысль. Я обошла сад со всех сторон и, наконец, обнаружила небольшой колодец возле задней двери. Скинув в его мрачную глубину ведро на цепочке, я услышала далекий плеск. Значит, вода есть. Надо поставить насос, и пусть себе качает…

По дороге в строительный магазин, я размышляла, что еще можно сделать до приезда Ларри, который обещал появиться через неделю. По всему выходило, что немного. Ну, и ладно. Пусть его ребята расстараются.

Когда я, купив насос и душевую кабинку с баком на крыше, вернулась домой, время уже перевалило за пять часов пополудни. Остаток дня ушел на то, чтобы заставить эту штуку работать. Чудно. Теперь всегда можно будет ополоснуться. Оглянувшись по сторонам – я помнила про следы в доме и мальчишек, которые кружили вокруг моего автомобиля на велосипедах, точно стая чокнутых дельфинов, - я нырнула в кабинку. Вышла я из нее посвежевшая, и, вполне возможно, помолодевшая. Ну… чуть-чуть.

После ужина меня потянуло на лирику, и я взялась за гитару. Села прямо на спальник, подсунула под спину рюкзак и провела рукой по струнам. Они радостно отозвались на прикосновение…

Так я и сидела, наигрывая простенькие мелодии, пока не задремала.

Во сне струны пели мне об одиночестве и снеге, а я отвечала им переборами фламенко и говорила, что смерти нет.


Примечание: Имя главной героини выбрано исключительно потому что мне оно нравится, нравится его отсылка к архангелу и то, что оно одновременно мужское и женское (собственно поэтому я полгода назад и переименовала дневник). Если бы я хотела обозначить, что ОЖП - мое альтер-эго, я бы назвала ее Изабеллой или своим собственным именем - на сей счет у меня комплексов нет. Данное имя подчеркивает, что я придала героине некоторые черты своего характера, но в целом она имеет со мной мало общего.

* * *

Я проснулась от того, что Тифон затеял на редкость шумную возню где-то в кустах. Солнце поднялось высоко. Глянула на часы – уже десять. Однако горазда я спать!

Я встала, подняла с пенки гитару и с удивлением обнаружила на ее лаковом боку свежую царапину. Вечером ее точно не было...

В кустах снова зашуршало.

- Тифон, сволочь ты хвостатая, я тебя на шапку пущу, так и знай! – рявкнула я и метнула в кусты огрызок сосиски – остаток вчерашнего ужина.

Шум затих, и из кустов выперся мой кот, гордо неся в зубах сосиску. Я грустно погладила риф и убрала гитару в чехол. Еще одна царапина. Жалко, подарок ведь… Ну, да ладно.

Сегодня я собиралась спуститься в подвал. Но сначала нужно было съездить в строительный магазин – еще вчера мне пришла в голову свежая идея о том, что стоило бы запастись коробками для вещей, которые мне могут пригодиться, и мусорными мешками для барахла.

Выехав за ворота, я с немалым удивлением обнаружила на площади полицейскую машину. Сам полицейский – полноватый шатен слегка за сорок в топорщащейся на животе форме - стоял рядом и явно поджидал меня.

- Что вам угодно, офицер? – поинтересовалась я, притормозив и высунув голову в окно.

- Тоббс. Лейтенант Джеффри Тоббс. Мисс… - неуверенно начал он.

- МакКормик, - назвалась я. – Мисс Габриэль МакКормик. Так что вы хотели?

Полицейский слабо улыбнулся.

- Понимаете, с этим домом связана нехорошая история, поэтому…

- Поэтому вы решили проверить, жива ли я или меня уже прирезал маньяк с лезвиями? – насмешливо продолжила я.

Полицейский кивнул.

- Но вижу, с вами все в порядке. Что ж… Если вам понадобится моя помощь…

- Я наберу 911, честное скаутское, - пообещала я и покатила через город в сторону поворота на местное шоссе.

Странные они все. Поэтому меня нисколько не удивляет, что самые кровавые маньяки появляются в таких вот тихих городках. Поживешь тут пару десятков лет – и мысль о том, чтобы расчленить соседа зубочисткой уже не кажется такой уж дикой.

В магазине оказалось несколько более людно, чем в прошлый раз, так что пришлось немало потолкаться.

- Мисс? – окликнул меня кто-то – как раз когда я по уши углубилась в ТТХ на мощную блекэнддекеровскую дрель и прикидывала, не будет ли слишком расточительно купить ее взамен своей старенькой. - Мисс, это ведь вы купили дом на холме?

Я обернулась.

Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти со светлыми, едва тронутыми сединой, густыми волосами, ярко-серыми глазами и широким мужественным лицом.

- Ну, допустим, я. – Похоже, на сегодня мне приветливости не завезли.

- Я Генри. Генри Милтон. Если вы уже слышали о том давнем убийстве, то… Это был мой брат.

Я вытаращила глаза.

- Кто? Маньяк?

Мужчина нахмурился.

- Нет, мой брат Джим. Это его убили в доме на холме. Я знаю, вам рассказывали, будто Ким его невеста, но это не так. Они просто встречались в школе. И отец говорил мне, что она была заодно с тем маньяком.

Я оценивающе посмотрела на этого Генри. Словно угадав мои мысли, он поспешно пояснил:

- Я родился уже после смерти брата.

- Это все, конечно, здорово, но мне-то вы зачем рассказываете свою семейную историю? Хотите уверить меня, что в доме полно привидений? Так я не против.

- Нет-нет, - Милтон усмехнулся, - просто я хочу, чтобы вы знали: тело моего брата лежало под окнами того дома. Ким заявила, что они с тем маньяком убили друг друга. Но второе тело так и не нашли. Я подумал, что вам стоит знать.

- Спасибо за беспокойство.

Я рассеянно покрутила в руках упаковку с дрелью и поставила обратно на полку. Вот ведь… умеет же человек испортить настроение! Я огляделась в поисках недавнего собеседника, но его и след простыл.

В итоге ограничившись десятком коробок и упаковкой мусорных пакетов, я вернулась домой.

Домой… Странно и непривычно это было, но я уже воспринимала мрачное здание, как родной дом. Все же человек – такое животное, что ко всему привыкает. Даже если в так называемом доме протекает крыша и на чердак не зайти – того гляди обвалится.

Как я ни оттягивала момент спуска в подвал, но пришлось взять себя в руки.

Врубив фонарик, я толкнула тяжелую дверь, и она открылась с удивительно легкостью. Лишь чуть-чуть заскрипела, словно протестуя против вторжения. Да я бы и сама с удовольствием отказалась, но как тогда проверить состояние труб? Как прикинуть возможности проложения кабеля? Короче, надо идти. На всякий случай, памятуя о складах пыли наверху, я натянула на лицо маску и для верности повязала сверху влажный платок.

Вниз вели крутые, обвивающиеся вокруг колонны, каменные ступеньки. Обуздав свою неуемную фантазию, сразу же подкинувшую мне картину выскакивающего из-за угла монстра с лезвиями – непременно в слизи и бородавках – я начала спуск.

Подвал поразил мое воображение своими размерами, высотой потолков – и страшной запущенностью. Чего тут только не было! Какие-то автоматы, железяки, старая мебель, сундуки… Разделенный на несколько помещений низенькими арками, подвал напоминал сокровищницу свихнувшегося Аладдина. В самом дальнем помещении я с удивлением обнаружила стеллаж с запыленными бутылками. В них, несомненно, было вино и, судя по датам, очень старое. И наверняка очень дорогое. Это был приятный сюрприз.

Воодушевленная, я продолжила «экскурсию». Аппараты и механизмы рассматривать не стала, для этого здесь было недостаточно света. Пускай ребята Ларри вытащат это барахло, а потом уже разберемся, что с ним делать. В наименее запущенном отсеке подвала хранились, по-видимому, какие-то дорогие сердцу хозяина вещи. Я подняла крышку одного из сундуков. Одежда. Мужская. Старинная, с чулками и бриджами, я такую только на картинках и видела. Можно продать в магазины для маскарада, а лучше этим… как их? А, реставраторам. Аутентичные шмотки, да еще в таком состоянии – с руками оторвут. Может, даже оставлю себе что-нибудь. Например, этот шелковый шейный платок.

Второй сундук я открывать не стала, посчитав, что найду там то же самое. А вот за ним… За ним стояли холсты в рамах. Я осторожно вытащила один и развернула к свету. Краска с картины осыпалась, но на ней явственно угадывался дом. Тот самый, в пыльном подвале коего я сейчас находилась. Я пригляделась поближе: тот, да не тот. Похоже, это был эскиз будущего дома, куда более яркий, пронизанный светом и теплом, он при ближайшем рассмотрении весьма отличался от мрачного здания, которое я видела воочию. Однако фигуры зверей, дракон, вычурная ограда – все было очень похоже. Я поняла, что он мне напоминает.

Волшебный замок. Причем, не просто так, а замок какой-нибудь принцессы. Спящей красавицы, к примеру. И то, что изображено на картине – это его счастливое изображение. А то, что есть на самом деле – это замок тех времен, когда принцесса еще спит и давно не надеется, что принц ее разбудит. Даже подстриженные кусты навевают мысли о зарослях шиповника, сквозь которые придется прорубаться незадачливому принцу.

Наконец, в самом темном и укромном углу я отыскала маленький сундучок. Он оказался заперт, и во мне мигом взыграло любопытство. До чертиков захотелось узнать, что ж такое важное мог запереть в нем прежний владелец.

Я глянула на часы: день почти прошел. Пора было закругляться. Я прихватила сундучок и вышла наверх. Сорвала маску, с наслаждением вдохнула свежий воздух - после затхлой пыльности подвала, пробивавшейся аж через угольный фильтр маски, он опьянял почище виски.

Пока я ковырялась в подвале, пошел мелкий противный дождь. Тифон мокрым комком жался на крыльце. Он встретил меня обиженным мявом и тут же канул в глубину дома, просочившись по обыкновению у меня под ногами. Вздохнув, я отставила сундук и пошла собирать вещи. Самым разумным было последовать примеру кота и устроить ночлег в доме, благо каменный пол позволял разжечь костерок, а дыры в потолке не давали скапливаться дыму. Обустроив «бивуак» более-менее прилично, я задумалась о своей находке. Ломать сундук не хотелось, поэтому самым разумным было пойти и поискать ключик. Начать же следовало с комнаты хозяина – где еще он мог хранить личные вещи?

В комнате мое внимание снова привлекло бюро. Если этот конструктор где и прятал свое добро, так это там. В третьем по счету ящике обнаружилась связка разнокалиберных, чуть покрытых ржавчиной ключей. Вдруг какой-нибудь из них подойдет?

Вернувшись в импровизированный лагерь, я поставила греться ужин и принялась подбирать ключи. Перебрав почти половину связки, я, наконец, нашла, что искала.

В сундуке лежала стопка фотографий и письма. Верхняя фотография была точной копией той, которую я недавно разбила. Я машинально перевернула ее. Там действительно была надпись от руки: «Ричард, Аманда и Эдвард Гетсбэри, Лондон, 1852 год». Я снова пригляделась к лицам на фото. Обычная семья. А ведь, наверняка, этот усатый франт и есть ученый-изобретатель. Но если снимок был сделан в Лондоне, то что он забыл во Флориде? Внизу фото была овальная печать, гласившая, что снимок был сделан в ателье Биэрда. Следующие снимки были сделаны в разные годы. На них семейство было запечатлено вместе и по отдельности. Взрослые почти не менялись, разве что усы у изобретателя становились все пышнее, и о том, что между снимками прошло немало времени, свидетельствовал лишь ребенок, становившийся все старше и превратившийся сначала в серьезного мальчика, а потом в красивого юношу с грустными и очень выразительными глазами.

Почти на самом дне лежала фотография, запечатлевшая юношу лежащим на кушетке. Глаза его были закрыты. Некоторое время я недоумевала, зачем кому-то понадобилось фотографировать его спящим, учитывая, какими дорогими тогда были фотографии, и как трудно их было сделать.

Я перевернула фото.

На обороте значилось: «Абердин, 1878 год. Милый Эдвард, покойся с миром».

Несколько секунд я тупо моргала, глядя на надпись.

А потом вспомнила кое-что.

И похолодела.

Я читала об этом. Читала, что в 19 веке было модно фотографировать умерших людей. Им придавали такие позы, что казалось, будто они спят. Иногда мертвецам даже рисовали глаза. Особенно часто так фотографировали детей – может быть, потому что они чаще умирали…

Мужчина, изображенный на фотографии, вне всякого сомнения, был мертв. Я посмотрела на дату, позагибала пальцы… ему было 27 лет. Всего 27. На два года меньше, чем мне.

Я прикусила костяшки пальцев. Отчего-то очень хотелось расплакаться.

Но я не расплакалась.

Мне вдруг показалось странным, что я так переживаю за молодого человека, который в любом случае старше меня на сто с лишним лет, и с которым мне все равно никогда бы не удалось встретиться.

Тем не менее, аппетит пропал.

Я вяло поковыряла ужин, закрыла его крышкой от возможных посягательств Тифона и улеглась. Фотографию я поставила перед собой и долго смотрела на нее. Под конец мне даже показалось, что юноша вот-вот откроет глаза, но, к сожалению, то была лишь игра моего воображения.

Мне снились красочные сны, с замками, развевающимися флагами над бурным северным морем и заросшим шиповником садом, сквозь который я прорубала себе дорогу мачете. В конце концов, я забралась в самую высокую башню и нашла там Спящего Принца. Я поцеловала его, но он не проснулся. Тогда я легонько потрясла его за плечо. Ничего. Я испугалась. Изо всех сил тряся безвольное тело, я выкрикивала его имя. И на какой-то миг мне показалось, что веки затрепетали. Я почти представила его глаза – темные, пристальные, насмешливо-печальные, но… ничего не произошло.

Башня начала рушиться. Я полетела вниз и по-прежнему звала его по имени.

- Эдвард… Эдвард… Эдвард…
________________________________________________________

Примечание номер два: Вы будете смеяться, но на мысль о посмертной фотографии меня натолкнул вот этот снимок


Почему-то возникла такая жуткая ассоциация...

Примечание автора: Ну, кто там хотел явления героя? Вот вам, пожалуйста!

* * *

Проснувшись на следующее утро и увидев над головой высокий стрельчатый потолок, я долго не могла понять, где нахожусь. В голове крутились обрывки вчерашнего сна. «Кажется, я все-таки сверзилась с башни», - некстати подумалось мне. Воздух был сырым и довольно прохладным, и лежать на каменных плитах было не особенно-то комфортно. Наконец, я согнала оцепенелость и все вспомнила: и хождение по подвалу, и запертый сундук, и фотографию… Вот она, лежит передо мной во всей своей ужасающей неотвратимости. Фотография, запечатлевшая чью-то прерванную жизнь, жалкая попытка продлить существование человека на Земле.

Пол тут и там усеивали подсыхающие лужи. Я ожидала этого, потому и постаралась выбрать место с наиболее уцелевшим потолком – вокруг было сухо. И на слегка потревоженной мною пыли я вдруг увидела следы. Они показались знакомыми… Точно! Именно они вели к лестнице, когда я первый раз вошла в дом. Но я могла поклясться чем угодно, что еще вчера их тут не было. Значит, кто-то ходил тут, пока я спала, и вряд ли это была влюбленная парочка, тем более что следы принадлежали одному человеку. Я поставила рядом с отпечатком свою ногу. Похоже, нога у таинственного гостя длиннее моей больше, чем на дюйм. Мужская нога. Хотя…

Я внезапно представила ту старушку, Ким, в клоунских ботинках, с пакетом молока в одной руке и с окровавленной зубочисткой – в другой. Бррр! Я помотала головой. Зубочистка трансформировалась в здоровенный секатор с широкими лезвиями, покрытый засохшей кровью с налипшими волосами. В памяти мигом всплыли все столь щедро выданные мне предостережения.

О, Боже.

Настоящий маньяк. Все это время он был здесь, бродил рядышком. Прядь волос, гитара… Он смотрел на меня ночью, трогал мои вещи, но не нападал. Присматривался, небось. А я, идиотка, ходила по лезвию и ничего не видела дальше носа.

По лезвию.

Че-о-орт!

В душе поднимался какой-то мерзлый липкий и тошнотворный ужас. Захотелось немедленно собраться и умотать отсюда куда глаза глядят. Но, конечно, я этого не сделала. Сдаваться этому престарелому маньяку? Да ни за что! Во-первых, до сих пор он меня не убил, и даже не показался ни разу, значит, ему нужно что-то другое. Во-вторых, это мой дом, и я не позволю никому себя запугать. Тут мелькнула мысль, что это может оказаться спектакль, разыгранный жителями городка, чтобы изгнать чужачку. Тут же подумалось, что, в таком случае, в полицию обращаться бессмысленно – судя по повышенному интересу ко мне лейтенанта Тоббса, она тоже замешана. Может, я ошибаюсь, но лучше перебдеть. Значит, нужно действовать своими силами. Днем маньяк не высовывается, придется дожидаться ночи, как в классических ужастиках. Другого пути нет – искать его в доме бессмысленно, он знает его лучше меня, и наверняка ускользнет в какую-нибудь щель. Решено – я подкараулю, когда он выползет из своей норы и возьму тепленьким. А пока, на случай, если он следит откуда-нибудь за мной, я буду вести себя, как обычно.

Так что я позавтракала – постаралась подкрепиться поплотнее, чтобы набраться сил, – как можно более непринужденно прогулялась до автомобиля и выудила из-под водительского сидения свой Ruger. Надеюсь, в случае чего, этому ублюдку хватит 17 пуль, чтобы сдохнуть. И надеюсь, что хоть одна пуля ему достанется – зря я, что ли, в нежном возрасте околачивалась в тирах? Я сунула пистолет за пояс штанов и прикрыла футболкой.

Теперь следовало изобразить бурную деятельность, поэтому досыпав коту корма и поменяв воду, я подхватила коробку, мусорный мешок, и направилась разгребать местные завалы. Начала со второго этажа, справедливо рассудив, что удобнее двигаться сверху вниз, чем наоборот.

Пять часов спустя, насквозь пропитавшись пылью (не спасала ни маска на лице, ни бандана на волосах), извозившись, как поросенок и пропахнув потом, я сволокла на первый этаж последнюю, десятую коробку. Мусорные мешки кончились еще на середине пути, и хлам пришлось попросту свалить в коридоре. Видимо, я поторопилась, купив так мало тары. Проходя мимо завешенного серой тряпкой и паутиной зеркала, я притормозила. Сдернула тряпицу, повозила ей по гладкой поверхности…

Мда.

Создавалось такое впечатление, будто я… выцвела. Стала похожа на негатив старинной фотографии. Фотографии… Не буду об этом думать, не хочу. Кстати, о птичках: какое отношение имеет мой гипотетический психопат с колюще-режущими к семейству, которое тут обитало? В агентстве меня заверили, что у прежнего владельца не осталось живых родственников. Может, дальний? Какой-нибудь троюродный племянник шурина двоюродной бабки со стороны золовки?

Хватит.

Оставшееся до темноты время я приводила себя в порядок, готовила ужин, беззлобно поругивала Тифона, поигрывала на гитаре и перебирала найденные безделушки – словом, вела себя максимально естественно. И все время чувствовала нарастающее напряжение. У меня аж голова заболела. Под конец стало так страшно, что я на всякий случай отзвонилась бабушке.

- Да? – раздался в трубке чуть дрожащий, но такой родной старческий голос.

- Привет, Ба, это Габи. Как вы там? – как можно жизнерадостней осведомилась я.

- А, Габриэлла…

Бабушка всегда звала меня так, с самого детства. Это высокопарное имя, по ее мнению, должно было напоминать мне о высоком происхождении семьи. Хотя где там высоком! Это было так давно, что я и не знала толком ничего о людях, глядевших на меня с темных портретов в ее старом доме в Иллинойсе.

- Как вы? – повторила я.

- Все прекрасно. А как твое… начинание?

Да, я знала, что бабушка не одобряла ту легкость, с которой я избавилась от родительского гнезда. Легкости не было, но показывать это я не посчитала нужным. Пусть лучше думает, что ее внучка – черствая расчетливая стерва, чем утешает и жалеет. Не нужно мне жалости. Ни от кого.

- У меня все хорошо, - ответила я, почти не кривя душой, - а как Дара?

- Все так же. Носится по двору и вытаптывает мои левкои,- голос бабушки смягчился. Я знала, что она души не чает в правнучке, хотя и считает, что ангельская внешность, унаследованная от родителей, едва перетягивает несносный характер, унаследованный от них же.

- Позови ее, Ба.

- Минутку. Дара, солнышко, подойди. Мама хочет с тобой поговорить, - крикнула бабушка в сторону.

Несколько минут спустя послышался топоток, и у самого уха отозвалось запыхавшееся:

- Мам?

- Привет, мой солнечный зайчик. Ты в порядке?

- Ага. Мам, а ты скоро приедешь?

- Скоро, - я мысленно вздохнула и скрестила пальцы. – Вот дострою замок для моей принцессы – и заберу тебя.

- И Ба?

- И Ба, если она захочет. – В том, что Ба не захочет, я ни минуты не сомневалась.

- А кто она? – детский голос внезапно посерьезнел.

- Кто?

- Ну, принцесса?

Я рассмеялась.

- Ты, кто же еще!

- А-а-а… - и после паузы. – Я очень скучаю, мам. Приезжай.

- Я тоже. Я приеду. Ну, пока?

- Пока, мам. Ба, мама попрощалась.

Трубку снова взяла бабушка.

- Габриэлла… Спасибо, что позвонила.

- Я приеду, - зачем-то повторила я.

- Знаю. Мы будем ждать…

- До свидания, Ба.

Я еще некоторое время слушала доносящиеся из телефона гудки, потом вытерла щеки и пошла готовиться ко сну.

Лежа в запахнутом, но не застегнутом спальнике, сжимая в правой руке фонарь, а в левой – пистолет, я почти видела, как адреналин заливает меня по самые глаза. Только бы не сорваться, только бы получилось, только бы…

Тихие шаркающие шаги. И как я могла их не расслышать раньше? Неужто так крепко спалось на новом месте?

Цвирк-шорк, цвирк-шорк, будто их обладатель прихрамывает на одну ногу.

Дошли до лагеря. Остановились. Свет полупотухшего костра выхватил из чернильного мрака неясную фигуру. Такую же темную, как ночь, которая ее исторгла. Алые отсветы заметались по черной блестящей коже, многочисленным заклепкам… Фигура, неловко скособочившись, присела перед сундучком с фотографиями, проскрежетала чем-то острым по крышке…

И тут мои нервы не выдержали.

Я откинула верх спальника и резко села.

- Ни с места! Руки вверх! Стреляю без предупреждения! – завопила я, выхватывая пистолет и нацеливая его на незнакомца и одновременно направляя на него фонарик, стараясь попасть лучом прямо ему в глаза.

запись создана: 05.08.2010 в 20:02

@темы: Фанфикшн

---

Новый фик с продолжением!

[Edward Scissorhands.]

01.08.2010 в 03:59

Пишет  +Gabriel+:

Удачное приобретение - фанфик
Упс, ай дид ит эгейн...
Короче, это фанфик по ЭРН, сюжет у меня в голове уже полностью есть, осталось собрать моск в кучу и вбить все это дело в комп. В связи с огромным количеством предложений, теснящихся между ушами, попробовала пользоваться диктофоном, шоб ничо не потерять. Занятный опыт. Буду продолжать эксперименты.
ЗЫ: И я опять налакалась мартини. Шо ж за напасть такая, что я могу писать быстро и без постоянных исправлений и дополнений только в нетрезвом виде! Это карма, да?

Шапку писать не буду - лень.
Единственное:
Размещение на других сетевых ресурсах - с разрешения автора. Ибо нефиг.
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

* * *

Пустынное шоссе простиралось впереди, насколько хватало глаз.

Прямая и ровная федеральная трасса № 75 уходила вдаль за горизонт, а по бокам тянулись бесконечные апельсиновые рощи. Асфальт мягко шелестел под колесами, руль словно застыл в одном положении, и все вместе навевало невообразимую скуку. Выудив из бардачка карту, я бесцеремонно развернула ее на приборной панели – все равно тут даже опоссумов нет, чтобы ненароком броситься под машину.

Похоже, заповедники остались позади, а это значит, что я почти у цели. Теперь осталось только съехать на шоссе № 41, а потом уже на местную дорогу. Я небрежно сложила карту и запихнула обратно. Потом как-нибудь поправлю. Потянулась за сигаретами, с прискорбием обнаружив, что осталась, дай бог, четверть пачки. Надо будет затариться по дороге, да и жратвы какой-никакой прикупить. Прикурила, в который раз уже подпалив свисающую на правый глаз косую челку. Несмотря на то, что от этой челки были, в основном, одни неприятности, избавляться от нее я не спешила. Нравилась мне ее парадоксальность: она точь-в-точь повторяла знаменитые рваные челки эмо, но была при этом жизнерадостного светло-медного цвета. Заметив указатель, я решительно повернула руль вправо. Еще несколько миль – и вот оно, сорок первое шоссе. До океана рукой подать: его не видно, но ветер стал удивительно свежим и, кажется, насквозь пропитался йодом.

Я включила радио и повертела ручку настройки. В эфире были одни местные радиостанции с довольно убогими мотивчиками. Я фыркнула и переключилась на магнитолу, жмакнула «рендом». По салону разлились звуки «Hotel California». Отлично, то, что нужно для дальней дороги.

На заднем сидении недовольно завозился Тифон.

- Ш-ш-ш, милый, мы скоро приедем. Потерпи немного. Вода у тебя не кончилась? – Я посмотрела в зеркало заднего вида – сидящий в переноске кот даже сквозь решетку умудрялся глядеть с высокомерным презрением.

Еще через час мы съехали с шоссе. Я мельком глянула на уровень бензина. Мда, похоже, железная лошадка проголодалась. Впереди замаячила заправка. Я затушила сигарету, с сомнением поглядела на переполненную пепельницу и выкинула бычок в окно.

Хмурый парень в фирменном комбинезоне ткнул рылом «пистолета» в отверстие бензобака и меланхолично привалился к боку моего пикапа.

- Странная тачка, - невнятно заметил он, перекатывая во рту жвачку. – Не могу разобрать, какой она марки.

Еще бы! Я ее своими руками собирала в гараже у Ларри – лучшего механика на всем Восточном побережье. Кузов от «Форда», причем здорово модифицированный в процессе, а остальное, как говорится, с миру по нитке.

- «Порше». Новейшая модель, - с серьезным лицом заявила я, - только что с конвейера.

- Да? И когда это вы успели ее покрасить в таком случае? – раздался сзади густой бас.

Я чуть не подпрыгнула и обернулась - позади сидел на ветхом стуле пожилой негр с газетой. Крыть было нечем: помимо прочего, моя машина была раскрашена яркими подсолнухами, что смотрелось на ее мордатом, почти квадратном кузове довольно эксцентрично.

- Спецзаказ, - выкрутилась я. – Мне нужен город ***. Скажите, пожалуйста, до него еще далеко?

- Да тут рядом, - вмешался хмурый парень, - свернете вон за той рощей – и, считайте, приехали. Сначала будет торговый центр, а там и до города рукой подать.

- Спасибо. – Я рассеянно кивнула, расплатилась и покатила дальше.

Торговый центр – это было ценно, тем более что ночевать я собиралась в свежекупленном доме, а ни электричества, ни водопровода там, судя по всему, не было и пока не предвиделось. Следовательно, было бы неплохо запастись водой, дровами и жидкостью для розжига.

Возле рощи и впрямь был указатель с названием города. И население – полторы тысячи человек. Не густо. Свернув на подъездную дорогу, я невольно ахнула и приглушила двигатель.

Он возвышался над городом – темный, огромный, венчающий собой каменистый холм. Казалось, дом давит на это небо, нависает над крохотными аккуратными коттеджами, виднеющимися вдалеке. Закат, обнимающий горизонт, словно обтекал дом, оставляя его черной дырой на полотне этой реальности. Я залезла в сумку и достала фотографии, по которым купила эту махину. Похоже, агент не обманул, и это, действительно, «красивое здание, построенное в 19 веке по индивидуальному проекту в готически-фантазийном стиле». Надеюсь, что дом именно такой большой, каким кажется. Обидно было бы, если бы он оказался мелкой хибаркой. А то, что его отовсюду видно – тем лучше, и никаких указателей не понадобится, он сам себе указатель.

Справа в опускающихся сумерках сиял неоновыми вывесками пресловутый торговый центр. Я зарулила на стоянку, еще раз проверила, как там Тифон, и вошла внутрь. Как и в любом уважающем себя торговом центре, почти весь первый этаж тут занимал супермаркет. То, что надо. Народу в магазине было на удивление мало, но, двигаясь мимо полок с продуктами, я не раз ловила на себе удивленные взгляды. Ну, да, в таком маленьком городке наверняка все друг друга знают, и чужака распознают влет. Впрочем, даже если бы город был большим, учитывая, как они тут одеваются, меня бы все равно мигом раскусили. Видимо, не каждый день пред их светлыми очами дефилируют девицы в армейских штанах и ботинках и майке цвета хаки.

Сдув с глаза челку, я проверила покупки. Вроде бы, ничего не забыла. Навалившись на ручку, я покатила тяжелогруженую тележку на кассу и пристроилась в хвост очереди.

- Проездом у нас? – обратился ко мне стоящий впереди дядечка, которого я про себя отнесла к виду «горожанин словоохотливый».

- Да нет, - беззаботно ответила я, - собираюсь поселиться. Вот, дом купила.

Дядечка нахмурился.

- А кто у нас продавал дом? Раффены, что ли?

- Нет-нет, что вы, я имею в виду не коттедж, а именно дом. Тот, что на холме.

Воцарилось изумленное молчание – в очереди разом смолкли разговоры, и все, как по команде, уставились на меня, в том числе и те, кто до этого старался на меня не пялиться. Я улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Что ж, послушаем, что они скажут. А им явно было, что сказать.

- Это же дом с привидениями!

- Там водятся призраки!

- Гиблое местечко!

- Там живет маньяк с лезвиями!

Заговорили все одновременно.

О, как… Славно.

Судя по всему, каждый считал своим долгом предупредить бедную заблудшую меня о возможной опасности.

- Не обижайте его, пожалуйста! – перекрыл вопли дребезжащий старческий голос.

Я невольно обернулась.

По проходу к кассам семенила старушка, сжимающая в лапках пакет с молоком. У нее были большие печальные глаза и бледное испуганное лицо.

- Не обращайте внимания, - прошептал мне на ухо болтливый дядечка, - это моя тетка Ким. Пятьдесят лет назад ее жениха грохнул тот маньяк, ну, который с лезвиями. С тех пор она чокнулась. Так и не вышла замуж, все твердит про своего возлюбленного, какой он был нежный.

Я молча кивнула. Что ж, в любом городе найдется сумасшедшая бабка, похоже, мне посчастливилось столкнуться с местным изданием. Я проникновенно посмотрела на старушку – этот взгляд я обычно приберегала для Дары.

- Не волнуйтесь, я его не обижу. Поверьте мне.

Та мигом успокоилась и как ни в чем не бывало сунула свой пакет в тележку племянника.

Подошла моя очередь на кассе. За спиной по-прежнему раздавались шепотки. Здорово же я их тут взбудоражила.

- И блок «Lucky Strike», будьте добры, - попросила я кассиршу. Она нырнула за прилавок и выудила картонную коробку.

- А вы, на самом деле, собираетесь там жить? – спросила она, глядя на меня круглыми глазами.

- И не только, - туманно сообщила я, подхватила пакеты с покупками и потащилась на стоянку.

Судя по реакции местных жителей, мне необязательно даже делать рекламу - сюда и без того будут стекаться толпы любителей острых ощущений. Просто толпы.

Однако надо было торопиться: на улице неотвратимо сгущались сумерки, а мне совсем не улыбалось шариться по тамошнему саду в потемках. Исходя из мутных фотографий, сад был большой и запущенный. В конце улицы, на небольшой площадке для разворота пришлось притормозить – высокие кованые ворота, когда-то венчавшие собой ограду, проржавели и погнулись, одна створка была свернута на бок, вторая валялась на земле. Я осторожно проехала по ней, молясь про себя, чтобы там не оказалось какой-нибудь острой завитушки, только и ждущей, чтобы впиться в колесо моему автомобилю. Дорога зигзагом поднималась вверх. Я не особо глядела по сторонам: приходилось следить за дорогой, чтобы не впереться во что-нибудь ненароком. Наконец, припарковав машину перед очередными – на сей раз целыми – воротами, я прихватила фонарик и протиснулась между прутьями в сад.

К моему несказанному удивлению, сад оказался вполне приличный с виду. Нет, сухих деревьев в нем было полно, но помимо них моему взору предстали ухоженные клумбы и изумительно подстриженные кусты. Я видела похожие во Франции. И в Англии, кажется, тоже. Любопытно, у кого это такая буйная фантазия? Учитывая нелицеприятное мнение местных жителей об этом доме, вряд ли кто-то из них ходит сюда по воскресеньям, чтобы поработать садовником. Скорее, это агентство недвижимости расстаралось, всячески стремясь пустить мне пыль в глаза. Неудивительно, если принять во внимание, что я первый покупатель, которого они смогли найти на это здание за последние сто лет.

Я посветила фонариком вверх. Стены и крыша дома, ограда сада были украшены фигурками зверей, птиц и каких-то диковинных животных. То, что надо. И цвет камня отличный. Из этой развалюхи выйдет отличный отель, совмещенный с аттракционом «дом с привидениями». Народ валом повалит. Внутрь я заходить не стала. Кто знает, как оно там, внутри… небось, все прогнило. Еще не хватало оказаться похороненной под обвалившейся балкой в собственном доме!

Протиснувшись обратно, я первым делом выпустила Тифона. Кот немедленно задрал хвост трубой и навострил лыжи прямиком на ограду.

- Счастливой охоты, - пожелала я своему миниатюрному «Шер-Хану», - смотри, не загуляйся там… сам по себе.

Мне совершенно не улыбалось таскаться туда-сюда сквозь узкую щель, да еще и с вещами, поэтому я вытащила из багажника ломик и принялась раздвигать створки. Через десять минут пыхтения и проклятий, а также один сломанный ноготь, одна из створок поддалась и со страшным скрипом распахнулась. Ну, и зер гут, как говорится.

Ночевать в доме по понятным причинам я не собиралась. Так что пришлось выгребать из машины походное снаряжение. Палатку ставить не стала – и так тепло. Пошарила вдоль ограды, насобирала камней, сложила очаг. Рядом кинула пенку, спальник и пакеты с едой. Предположив, что в таком саду хоть где-то должна лежать огромная куча хвороста, я обошла его по периметру, и в одном из дальних углов, действительно, обнаружила эту самую кучу. Тем лучше – одновременно буду готовить и расчищать угол от мусора. Запалив недурной костер и ухнув на решетку видавшую виды сковородку с ужином, я принялась сооружать умывальник. Конечно, если понадобится принять душ или помыть голову, он мне не поможет, но пока сгодится, а потом, думаю, все наладится. Взяв одну из бутылей с водой, я открыла ее и закрыла обратно. Потом повесила на ворота оплетку из толстой проволоки и сунула в нее бутыль в перевернутом виде. Теперь достаточно слегка открутить крышку – и вуаля – умывальник готов.

Потом я неспешно ужинала, поглядывая на чистые весенние звезды, вдыхая солоноватый восточный ветер и заново привыкая к ночевке под куполом неба. Как давно это было! Больше трех лет прошло. Но я помню. Я все еще помню.

Свинина с бобами, пара банок пива – что еще нужно человеку для счастья? Правильно, теплый спальник и ясная погода. Убрав за собой, я умылась, расплела косу, сняла с себя все фенечки, чтобы они не будили меня своим звоном, и, поставив мобильник на семь утра, заползла в спальник.

И долго еще лежала, глядя в рассыпающиеся в очаге угли и слушая, как где-то скачет по саду Тифон. И сама не заметила, как уснула.

В какой-то момент мне снилось, что на меня смотрят. Я буквально всей кожей ощущала этот взгляд. Но он не был тревожным, этот сон. Скорее, это было… предвкушение, как в детстве, когда ждешь Рождество или День рождения, и твои сны полны ожиданием чуда. Потом было легкое, почти невесомое прикосновение. Кажется, я начала просыпаться… «Наверное, это лист с куста упал», - подумала я и отмахнулась. Послышалось мелодичное треньканье, моя рука задела что-то плотное – и все пропало.

- Тифон, башку отверну, зверюга полосатая, - пообещала я – и опять уснула.

@темы: фанфики,фанфикшен,